К 8 марта мы с девочками получили из больницы поздравление, причем открытка пришла по почте:
«Всех девочек Юшковых поздравляю с днем 8 марта, весенним женским праздником.
Жажду быть дома и увидеть всех радостными. Только бы не болеть вам, а папа уж постарается выздороветь. Республиканская больница».
Мне Гена написал стихи. По-моему, это чуть ли не первый раз, когда он написал стихи по-русски:
Галина Евгеньевна! С вашим-то мужем
Как кажется многим, – любая б жила.
Только характер поморский тут нужен,
Чтоб до конца с ним одна хоть смогла.
Он как бы на льдине, неведом бывает,
Уходит из дома, как в море рыбак.
Но сердцем, как ветром его прибивает
Лишь к вашим ногам. И всегда будет так.
Ваш муж
Вскоре я поехала забирать Гену домой. Как он был рад, как целовал девочек и меня!
Спустя примерно месяц Гена вернулся на работу в журнал.
* * *
Время болезни Гены стало хорошей проверкой наших знакомых на благожелательность, порядочность и истинность чувств наших друзей. Выяснилось, кто из них чего стоит.
В то время мы были очень дружны с семьей Б. Он, был кандидатом физико-математических наук, преподавал в пединституте, единственном в то время высшем учебном заведении в Сыктывкаре. Жена его работала в химической лаборатории Коми филиала АН СССР, в котором работала и я. С моего знакомства с нею и началась наша семейная дружба. Мы встречались каждое воскресенье за общим обедом у нас или у Б. Всегда находилось много общих тем для разговоров, отношения были теплыми, если не сказать – сердечными, во всяком случае, так мне казалось.
Но когда Гена оказался в больнице, Б. ни разу не навестили его. Мало того, как-то поздно вечером – звонок в дверь. Открываю – на пороге она, несколько навеселе:
– У тебя нет закурить?
– Ты же знаешь, что я не курю.
– А у Гены нет?
– Гена в больнице.
– Но, может быть, у него осталось дома какое-то курево?
И ни слова о здоровье Геннадия. Я закрыла дверь. Навсегда.
Из писателей в больнице Гену навестил только Володя Попов. Для меня поведение его коллег было загадкой. Почему я так говорю? Объясню.
Приехав на работу в Сыктывкар, я продолжала занятия спортивной гимнастикой, и однажды сорвала себе на брусьях кожу с обеих ладоней. Когда на следующий день пришла на работу с перевязанными руками, все русские сотрудники с ужасом спрашивали у меня: «Что с руками?». И ни один коми ни о чем не спросил, словно они и не видели повязок на руках. Почему именно коми сделали вид, что со мной ничего не произошло? Сейчас-то я уже знаю, что они вели себя просто очень тактично, не хотели меня расспрашивать о явно неприятном для меня событии. Может быть, руководствуясь теми же соображениями, и писатели не навещали Гену, чтоб лишний раз не травмировать его? Не знаю. Загадка для меня осталась.