— Смотри сам, — церковник вновь отодвинул губу Тейвила.
Появились два звериных клыка.
Я непроизвольно отшатнулся. Сколько в нем еще человеческого?..
Но Ричард Тейвил был рядом в трудную минуту, и я не допущу, чтобы
он стал чудовищем!
— Мы должны помочь! — сказал я. Существовал только один способ
сделать это.
— Не позволю! — в голосе монаха зазвенела сталь, в глазах
воспылал знакомый огонь. — Никто не возьмет на душу грех
смертоубийства!
— Отец Томас, подобных грехов на моей душе уже множество. Одним
больше, одним меньше… На сей раз — ради благого дела!
Выпрямившись, Томас Велдон отгородил лейтенанта от меня.
— Тейвил больше не принадлежит себе. Рано или поздно, но его
душа обретет Господа! Если хочешь, чтобы бессмертный дух склонился
перед Нечистым прямо сейчас, убей его. Но сначала и меня, потому
что я не дам преступить закон божий. Закон Матери Церкви!
— Святой отец, — я не на шутку разъярился и с трудом подбирал
слова, чтобы не вывалить на церковника ушат брани, — мудрость
Матери Церкви, конечно, велика, но мы не можем просто ждать и
смотреть, как наш товарищ обращается в монстра.
Я посмотрел на остальных. Гном задумчиво и несколько отстраненно
наблюдал за возникшим спором; перворожденный откровенно насмехался,
на его лице снова крайне неприятная ухмылка; а Рой сверлил взглядом
землю. Как мало нас осталось! Пятеро и раненный арниец, полковника
в расчет я уже не брал.
— Мне добавить нечего, — произнес отец Томас. — Всё сказал!
Я тяжело вздохнул. Чувствовал, что распаляюсь и вот-вот
взорвусь. Как будто они не понимают, что уготовано Тейвилу!
— Не кипятись, Николас, — на плечо легла ладонь толстяка. — Удар
милосердия сейчас не поможет. Ни ему, ни нам.
Я собрался возразить, я не думал сдаваться. Тогда Рой схватил
меня за грудки и хорошенько встряхнул.
— Думаешь, мы, горцы, такие тупые, раз отдаем своих в аббатство
Маунт?
— Ты о чем? — я зашипел и отцепил от себя толстяка.
— Тебе ведь кажется простым и разумным упокоить Тейвила ножом
или пулей. Почему же горцы не поступают так же со своими? Отчего
безропотно отдают их инквизиторам?
— Почем мне знать?
— Да потому, — Рой вплотную приблизил ко мне свою небритую
физиономию, — что такое всегда сотворяло новую, еще
большую беду.
— Дух обреченного покидает тело, — заговорил монах, — но не
обретает покой. Он преследуют того, кто проявил милость. Следует за
ним неотступно, появляется каждую ночь и доводит самоубийства или
сумасшествия. Одно спасение — не покидать намоленную церковь,
только кто проживет остаток своих дней у алтаря? Может быть, ты,
Гард?