– Не воспитатели? Не подруги?
Я молчу. Хватит лить воду.
Лермонтов возражает убежденно:
– Так быть не может. Твоему виду не могут не нравиться люди. Они важны как воздух. Без них, людей, не возникло бы вида. Так и остались бы волки. Слыхала про собачью преданность?
Я морщусь. Слишком хорошо я вас знаю.
– Ага! – В его голосе преимущество.
– Я дикая, – предполагаю я. – Мне никто не нужен.
– Хоть и дикая, все равно…
– Ну нет! Дикие собаки вообще часто убивают людей.
– Потом едят?
«Че, дурак?» — Я молчу сквозь отвращение.
– Думай. Ты дикий вид. Убивать впустую нерационально, так? Догадываешься, зачем, вернее, за что убивают?
Я как рыба. В этой элементарной идее таится что-то извращенное. Мне не нравится это слушать.
– Мстят за то, что дикие. И никакого шанса. Они б отдали жизнь за тебя, а она тебе попросту не нужна. Это больно.
– Это тупо! – свирепею я.
– Но это правда. Задумайся, много у тебя общего с такой позицией?
«Пашшел ты».
Нас окружили развалины. Во всем Пескове не оказалось ни единой целой постройки. Село имело вид перепаханного артиллерией поля навалов строительного мусора большей или меньшей высотности. Каким-то чудом уцелевший пятачок вставал среди руин. На возвышении застыли невредимые качели на двух высоких столбах с перекладиной. Ждут. Мы обошли их по большой кривой.
Неотвязное чувство стороннего наблюдения не покидало. Будто прицел перебегает. Ты… теперь не ты… Ощущение поддерживало своеобразное эхо разрушенных улиц, которое кругами водило в мертвой тишине наши собственные звуки. Внезапно дробь шагов кидалась нам навстречу из-за разбитых стен, мы ложились, и разом все смолкало. Двигаясь, интуитивно мы пригибались под защиту разновеликих куч осколков. Нелепая предосторожность! Здесь стало очевидно: с высокой кромки уступа нас видно решительно отовсюду.
Проснулось сукровичное солнце, и наши силуэты очертило, словно углем на холсте. Мы жаждали укрытия как манны небесной. Между тем искомый магазин я учуяла сразу. Запах кисловатого заводского хлеба за годы насквозь пропитал доски полов и штукатурку, разбросанные теперь в границах полусотни квадратных метров. Подвал под магазином, как и надеялся начвзвода, остался цел. Но я не указала это место Ушакову. Там было столько жителей села, что нам рядом с ними стало бы тесно.
Когда начался обстрел, их логика была сходна с нашей. Муниципальная постройка. В подвале – надежность и простор. Там они и укрылись. Вскоре выход, представлявший собой простую, окованную толстой жестью дубовую погребную крышку над лестницей, привалило обломками двух верхних этажей. А после начался пожар. Теперь живых там нет.