Небо на дне: 15 лет переписки и встреч с пожизненно лишенными свободы - страница 22

Шрифт
Интервал


Дело в том, что я просил прощения, просил Господа дать мне шанс начать жить иначе, но в моем тогдашнем понимании «шанс начать жить иначе» – это означало новую жизнь на свободе. Поэтому, когда мне дали пожизненно, я пришел к выводу, что Господь окончательно отвернулся от меня и не желает слушать и слышать меня. И я решил покончить с собой, ведь все равно мне уже нет прощения. Я так думал.

Я все уже приготовил для самоубийства и ожидал только подходящего момента для своего замысла, чтобы не успели спасти меня. Библии у меня не было, так как я избегал ее читать: мне казалось, что каждое слово обличает меня. Но в камере среди книг художественных, которые я перебирал, не зная, чем занять себя в ожидании, я нашел старенькое Евангелие. Такое старое, что некоторые листы уже ломались. Что-то побудило меня взять и почитать это Евангелие. По мере чтения стала навязчиво сверлить сознание мысль, будто я обязательно должен понять, что там написано. И эта необходимость понять казалась важнее всего на свете.

Около недели я с утра до ночи читал и читал это Евангелие, силясь что-то понять. Устав, я откладывал его с твердым убеждением больше никогда не прикасаться к нему (мол, мне уже все равно и все такое прочее). Но уже спустя какой-нибудь час, вновь вникал в написанное. А парадокс в том, что я и сам не понимал, что я должен там понять и почему так важно что-то понять. Просто идея фикс какая-то была.

И ничего я так и не понял. Единственное, что я тогда осознал: самоубийство – это лукавое малодушие, в какие бы «благородные» мотивы оно не было облачено. Я тогда только понял, что обязан нести этот крест и испить эту чашу, тем более что они заслужены, а не пытаться увильнуть.

Но, избавившись от одной лукавой мысли, я нашел другую. Я начал молиться и просить себе смерти у Бога, чтобы Он явил мне эту милость. Раз уж нет мне прощения, то чтобы Он хоть от земных страданий меня освободил. Под «страданиями» я не имел в виду, какие бы то ни было физические лишения, ибо физические лишения для меня ничего не значат. Я с детства воспитывал себя, так сказать, в спартанском духе. Нет, страданиями для меня были душевные муки, укоры и обличения совести. Это всего страшней. Кажется, в твоей душе поселилось нечто страшнее ада.

И я долгое время вымаливал у Бога смерти себе, но ее не было. Я читал Библию, вникал, доискивался. Познакомился с христианами – баптистами, мне сокамерник дал адрес их заочной библейской школы. Уроки делал, какие присылали, но все не то. Мне твердили, что Христос простил меня, что я искуплен и все такое прочее. Но я не находил удовлетворения и успокоения своей душе, потому что не мог понять этого прощения. Я говорил: пусть Христос меня простил, но я-то сам себя простить не могу и не хочу! Ибо я считаю, что не заслуживаю прощения, поэтому не могу и не хочу простить себя. Как мне жить с этим? Как радоваться своему искуплению во Христе, когда сознание собственной греховности от этого жжет, выжигает душу еще сильнее?! Мне советовали не заниматься самокопанием в своей душе, говорили, что чувства обманчивы и, принимая Христа в сердце, нужно принимать спасение как данность, не сообразуясь со своими чувствами и личными переживаниями. Таких советов и разъяснений я принять не мог и не хотел.