Когда Ану-син впервые увидела Син-нури, её сердце сжалось от жалости: как же не посочувствовать бедняжке? А где-то через неделю после того, как Аваса ночью в каморке остригла её волосы, девочка увидела на голове Син-нури накладную толстую косу с вплетёнными в неё лентами и цветами.
- Что это ты, не выспалась? Всё у тебя из рук валится, – прикрикнула Син-нури, глядя на подметавшую двор девочку, из рук которой выпала метёлка из пальмовых листьев.
Ану-син покраснела, потом побледнела, глотнула слюну, поперхнулась. Она хотела убедить себя, что ошиблась, узнав свои кудри на голове у хозяйской дочки: разве её одну на всём свете боги одарили чёрными, как вороново крыло, волосами с оттенком стальной синевы?
Но Син-нури развеяла все её сомнения, когда рассмеялась ей в лицо злорадным смехом:
- Мне твои локоны больше к лицу, чем тебе, чумазая дикарка!
Кровь ударила Ану-син в лицо. Задрожали губы.
А Син-нури прибавила с ухмылкой, словно добивала свою жертву:
- Ты должна быть благодарна моей матушке за милосердие! А то ведь, знаешь, как порой бывает? Схватят провинившуюся рабыню за косы и таскают до тех пор, пока она от боли вся слезами не зальётся...
Ану-син опустила голову и молча стояла под градом издевательских слов.
Доставалось ей насмешек и оскорблений ещё от одного из детей Залилума и Авасы – их старшего сына Киссара. Этот мальчик, курчавый, как баран, и задиристый, как молодой петух, не давал Ану-син прохода. Он дразнил девочку обидными словами, радуясь тому, что дочь раба-сирийца и сама стала рабыней в доме его родителей, а иногда просто ходил за ней по пятам, так что Ану-син не могла нигде уединиться. А однажды девочка даже заметила, как Киссар подглядывает за ней, когда она, спрятавшись в кустах, справляет малую нужду.
Лишь Убарсин, младший брат Киссара, тот самый мальчик, с которым Ану-син познакомилась на берегу, был не против оказывать ей покровительство. Убарсин не видел того, как Ану-син спасла его от ящера, и никто ему об этом не рассказал. Ану-син же, помня о предупреждении Икиши (наставник мальчика иногда попадался ей на глаза), предпочла держать язык за зубами.
Случалось, Убарсин зазывал девочку в укромный уголок, угощал её лакомствами и твердил, что они должны держаться вместе.
- Мне нельзя дружить с такими, как ты, – говорил Убарсин доверительным шёпотом, – но ты мне ничего плохого не сделала, а других друзей у меня нет...