– Что-нибудь случилось?
– Не хотел тебя расстраивать, но уж если зашла речь…
– Говори.
Вячеслав Алексеевич склонился к Тишотке и, поглаживая пса по спине, размеренно произнес:
– У Насти дом отбирают.
– Нашу дачу? – вскинулась Дайнека.
– Она давно не наша, а Настина.
– Но почему? При разводе ты оформил на нее все документы 1.
– Я-то оформил. Настя взяла под залог дачи два миллиона рублей в какой-то мутной конторе. Теперь разбираемся.
– Сергей Вешкин знает?
– Начальник службы безопасности, куда без него? Через пятнадцать минут встречаемся.
– Тогда я спокойна.
– Все не так просто… – Вячеслав Алексеевич выпрямился и сунул руки в карманы брюк. – При передаче денег Настя подписала бумаги, по которым земля под домом переходит к кредитору независимо от того, вернет она деньги или нет.
– Какая глупость!
– Вероятно, так она решила обезопасить себя. Не подумала о том, что теперь дом стоит на чужой земле.
– Получается, ее обманули?
– Ты же знаешь – ее обмануть не сложно.
– Умом и сообразительностью Настя не отличалась, – не без сарказма подтвердила Дайнека. – Но куда же смотрела Серафима Петровна?!
– Так или иначе придется им помогать.
– После всего, что было?2 – сдавленно проговорила Дайнека.
Отец обнял ее за плечи и назидательно произнес:
– Теперь не время сводить счеты. Если землю и дом отберут – им негде будет жить. Я в ответе за Настю.
– Вот и нет! – воскликнула Дайнека.
– Прости, дочь, но это мое дело! – сказал Вячеслав Алексеевич и, словно повинуясь какому-то импульсу, вышел из комнаты.
Дайнека догнала его в коридоре и обхватила руками:
– Прости, папа! Прости! Ты благородный человек! Я это знаю… Но мне обидно, что Настя тобой пользуется.
– В свое время я использовал Настю, – тихо сказал отец.
– Неправда! Она сама на тебе повисла.
Дайнека была права, но только отчасти. Настя с первой встречи подкупила Вячеслава Алексеевича выражением беспомощности на детском лице. Наблюдая за ее ужимками и беспробудной умственной ленью, он снисходительно улыбался, скрывая боль и сожаление, как будто дело касалось близкого родственника, пораженного смертельной болезнью. Чувство ответственности за судьбу Насти не оставляло его, как и чувство вины – за то, что он использовал ее молодость, не имея на то бесспорного права.
Вячеслав Алексеевич покачал головой:
– Она отдала мне часть своей жизни и в результате осталась одна.