Ожега кивнула. Они с Озарой изучали английский язык, а Оляна
захотела учить французский. «Француженка» частенько, особенно в
зимнее время, брала больничные из-за своих маленьких детей, так что
у той группы случались «окна». Поговаривали даже, что после нового
года школа и вовсе откажется от изучения других языков, кроме
английского, так как, во-первых, замены француженке не было, а
во-вторых, в гороно считали, что детям лучше плохо знать азы
английского, чем хорошо бесполезный французский.
— А сейчас я хотела переговорить с тобой, как с её старшей
сестрой… и прояснить некоторые возникшие у меня вопросы.
— Чтобы не получилось, как в тот раз? — оборвала её Ожега, чуть
поёрзав. Короткий диван был довольно глубоким, и явно
подразумевалось, что на него забираются с ногами или спят
калачиком, но приходилось просто сидеть, не облокачиваясь на
спинку. — Вы уже однажды доставили много проблем от того, что
поверили Оляне. И нашу семью замучили проверками социальные службы.
Которые, кстати, ничего криминального не обнаружили. Как бы вам ни
хотелось.
Ещё бы они что-то нашли… кроме книг со сказками в комнате
Оляны.
— Да… — Полина Геннадьевна немного смущённо потупилась. Она была
ещё совсем молодая, сразу после обучения попала в их школу. — Я
думаю, что Оляна как бы иносказательно просит о помощи. Порой
подростки не справляются… и уходят в мир фантазий.
— В любом случае, это её личное дело, вам разве так не
кажется?
— Вы отличаетесь от обычных подростков, это провоцирует
конфликты и недопонимание, — психолог чуть наклонилась, как бы
доверительно сказав: — ты сильная девочка и можешь не обращать на
это внимания, а вот Оляна явно не справляется.
— Оляна с детства была такой… — подбирая слова, сказала Ожега. —
Открытой. Мы не собираемся ни лечить, ни переделывать её. Это её
способ общения с миром, а никакой не крик о помощи. Так что в своих
оценках вы ошибаетесь.
— Я думаю, что твоей сестре нужна поддержка, — продолжала гнуть
свою линию Полина Геннадьевна. — Оляна нежная, ранимая и внушаемая
девочка. Она верит всему, что говорят ей старшие… и беспрекословно
подчиняется чужой воле. Меня не может не беспокоить эта
созависимость… Особенно в свете того, что Оляна рассказывала о
некой инициации, которая вам троим предстоит.
— Мы не состоим ни в какой секте, если вы об этом изо всех сил
намекаете, — вздохнула Ожега. — И наши родители не состоят. И даже
бабушки и дедушки.