- Ну, все, все, господа. Кончайте!
Секундант – верный Бурцов, гуляка и рубаха-парень - подойдя
сзади, похлопал Дениса по плечу:
- Кончай, кончай, ротмистр. Угомонись, хватит уже. Говорю,
хватит, Васильич!
- Да я-то что? – пожав плечами, Денис искоса посмотрел на
соперника. Тот уже поднялся на ноги, пошатываясь, поискал глазами
саблю…
Тут подошли и другие секунданты – в синих, с белыми шнурами,
доломанах и ментиках.
- Все, завязывай, парни! Венькин! Ты не слышал, что ли?
Садись,перевязываться будем… Серега, давай бинты.
Разгоняя утренний мерцающе-белый туман, поднималось за деревьями
солнце. Первые лучи его золотили листву высоких буков и лип, сияли
на стволах молодых, выросших на самой пушке, березок. Неширокая
тропка, вырываясь из леса, взбиралась на холм, вилась по цветочному
лугу. Ромашки, васильки, колокольчики. Анютины глазки. И еще
какие-то мелкие желтые цветки – во множестве, словно солнышко вдруг
наземь упало, разбилось рассыпалось на тысячу осколков-цветов.
В светло-синем утреннем небе проносились разноцветные бабочки,
пролетали на самой травой прозрачнокрылые стрекозы. А птицы! Как
пели птицы! Рядом, в малиннике, соловей та-ак заливался! Аж душа
сворачивалась, право слово.
- Это не соловей, Денис. Это малиновка.
- Да что ты, Бурцов, дружище?! Что я, соловья от малиновки не
отличу? Мы ж с братом все детство – в имении, в деревне. Под
Москвою, потом в Грушевке…
- О Грушевке твоей мы, однако, слышали. Ладно – пусть
соловей.
Бурцов рассмеялся, залихватски закинув за плечо ментик и, глянув
на приятелей-секундантов, прищурил глаза:
- Однако, что в полку говорить будем?
- А ничего не надобно говорить, господа мои, - Венькин, уже
перевязанный, встал, опираясь на толстый ствол росшего рядом дуба.
– Бумаги о моем переводе пришли. Просто скажите – уехал. А пирушку
прощальную не устроил… потому как друзей в полку не завел.
Поручик покусал губы, вздохнул и, неожиданно для всех,
улыбнулся…
- Впрочем, непорядок это, чтоб без пирушки. Ежели не побрезгуете
– прошу вечерком в шинок. С шинкарем договорюсь, одни мы будем.
- Так, а ты сам-то? – Бурцов озадаченно почесал затылок. Вернее,
хотел почесать – да высокий стоячий воротник не дал. Пришлось
почесать макушку.
Кашлянув, Венькин хмыкнул в кулак:
- Так для моей раны, господа, вино как раз и будет кстати. А еще
лучше – пунш!