— Я хотела сказать спасибо и попросить прощение. — сказала Ната,
оказавшись рядом.
Она встала очень близко, говорила так тихо как это было
возможно. Её подруга тактично отошла дальше, чтобы не подслушивать.
Почему-то был уверен, что они дружили с детства, по-другому и быть
не могло. Пусть у них совершенно разные стихии, но девушки
одинаково высокого положения. Так же тут играет роль и соседство их
земель.
— За что? — вздохнул.
Она прикусила губу, опустила глаза, и я понял, что мой вопрос
попал в точку. Про «спасибо» и так понятно, за что, а вот просить
прощение ей было очень неудобно.
— Тогда в университете... — начала было она.
— Нет. — я покачал головой, делая шаг назад. — Мне извинения не
нужны.
Отпустил её руки, сделал пару шагов к двери. Как бы мне не
хотелось этого делать, как бы не было жалко её сейчас и после всего
пережитого — это ничего не меняло. Я не мог продолжать с ней
общаться пока Эви не простит девушку. Мне она в общем то ничего и
не сделала — ну поранила немного, обозвала как-то, толкнула —
ерунда. Она ведь может даже не захочет с ней говорить — значит и я
не стану ей приятелем или другом, и тем более чем то большим.
— Я не могу... — Ната заплакала, делая шаг ко мне.
— Пока всё так, я тоже не могу. — снова покачала головой.
Почувствовал, как двери за моей спиной открылись, солнце ударило
по чёрной форме. Развернулся и пошёл, не оглядываясь. Ната сделала
свой выбор когда то, но шанс всё исправить ещё есть. Я надеялся,
что у неё всё получится, а если нет — что же, значит так и должно
быть.
Прошли по внутреннему двору и оказались на широком проспекте.
Мимо брели люди, по дороге иногда проскакивали трамвайчики или
паротяги. Опять оказался под солнцем, но теперь мне было плевать на
его лучи. Грустно было из-за разговора с Натой, но по-другому я
поступить не мог.
— Ты куда дальше? — спросил дядьку.
Торг смотрел на солнце улыбаясь и щурясь, кажется ему даже
нравилось. Я пустил через себя воздушную волну, охлаждаясь. Он
посмотрел на меня, кивнул каким-то своим мыслям, сказал:
— На запад отправляют, там тяжко сейчас — степняки говорят
озверели. — поправил свою треуголку, закончил: — Много ранений,
много практики. Засиделся я, Тошка, ох и засиделся в нашей глуши.
Плохо так говорить — но мне хорошо, как никогда — впереди, кажется,
вся жизнь.