Я пнула тарелку, и она упала на пол, издав глухой тарахтящий
звук. Не разбилась. Чёрт.
- Поговорим?
Тихий голос из мрака принадлежал совсем не тому, кого бы я
сейчас хотела видеть. И слышать. И обнимать.
- О чём? – спросила я, продолжая рассматривать пламя близкого
костра. Двое мальчишек тыкали в огонь длинные палки с пойманными
крысами. – Желаешь спасти мою душу, святоша? Оставь это безнадежное
дело, сам знаешь – я проклята.
- В этом нет твоей вины, дитя моё, - из темноты послышались
неуверенные шаги и скрип рассохшегося кресла. – Однако, я пришёл не
для богословских диспутов. В мои обязанности, как представителя
церкви входит и обеспечение мира в душах прихожан. Всех
прихожан.
- Так иди, почитай молитву солдатам. Или расскажи про спасение
души простолюдам. Они такое любят.
- Да, они испуганы, - согласился Найд, - но в них нет воли к
насилию, которая способна навредить другим.
- А у меня, значит, есть.
- Сама знаешь, - он помолчал. – Ты вспомнила, что случилось с
твоими сёстрами, перед тем, как лорд Кирион доставил тебя в
обитель?
Я отвернулась от окна и уставилась на него. Казалось священник
обмяк в кресле и лишь его взгляд выдавал внутреннее напряжение.
Думаю, он хорошо видел мой силуэт на фоне окна. Я же способна
видеть даже в абсолютном мраке. Однако, о чём он мне пытается
рассказать? Что я должна вспомнить? Сёстры, что с ними не так?
- Старик, - сказала я, не скрывая раздражения. – почему бы тебе
не выложить всё и сразу? Вот ещё одна причина, по которой я терпеть
не могу вас, святош: там, где стоило бы чётко назвать человека
ублюдком, вы рассказываете четыре притчи о порочной сути.
- Ты должна вспомнить определённые вещи сама, - он тяжело
вздохнул и сложил пальцы домиком. – в противном случае мои слова
могут показаться ложью. Просто вспомни, почему ты…
- Тихо, - прошипела я и вновь повернулась к окну. – Тихо…
Последняя волна, катящаяся мимо, внезапно остановилась. Стих шум
прибоя, а звуки со двора стали совершенно отчётливыми. Смех, храп,
разговоры и…Бешеное ржание до смерти испуганных лошадей. Кто-то
пытался их урезонить, но тщетно: животные чуяли смертельную
опасность и никакое ласковое слово не могло отменить их ужас.
Хищник, притаившийся в ночи, способен скрыться с глаз и неслышно
подкрадываться во мраке, но он не способен лишиться запаха. И когда
зверь атакует, его вонь усиливается.