Ну кто мешал мне для начала выяснить
все тонкости землевладения в королевстве, а лишь затем заявлять
права на никому ненужный кусок земли? Да и поговорить с бывшим
рабом тоже имело смысл, – в который уже раз мысленно укорял себя
я.
Мало того, что я фактически привязал
свою жизнь и дальнейшую судьбу к этому поселению, так ещё и
умудрился сделать это в тот момент, когда империя Ворт
приготовилась к новому вторжению. Хотя, скорее всего, речь не идёт
о полномасштабном вторжении, так как Готор бы уже и сам начал
стягивать войска к этому участку границы. С другой стороны, даже
тысячи бойцов будет вполне достаточно, чтобы захватить пару-тройку
приграничных застав и разорить десяток близлежащих
селений.
В сущности, речь скорее шла о проверке
реакции соседа на вторжение, чем о войне. Как рассказал Кел,
подобные вторжения случались довольно часто, но всякий раз гвардия
Готора успешно отбивала пробный рейд и на какое-то время
приграничные аристократы империи затихали.
В чём же заключалась моя главная
проблема? До начала вторжения я не мог выслать поселенцев в более
безопасное место, превратив селение и прилегающую территорию в
сплошные оборонительные укрепления. Законы Готора запрещали
аристократам такой шаг, за исключением случаев реального вторжения
войск врага на земли королевства.
И в то же время, как только начнётся
вторжение, я уже не смогу вывести из селения мирных жителей, ведь
единственная дорога через болото выходит в двух часах ходу от
границы. В сущности, мирные жители при любом раскладе, если я
что-нибудь не придумаю, обречены погибнуть в этом болотном
оазисе.
Другой проблемой было то, что
аристократ, в любом случае, не имеет права бросить на произвол свои
земли. То есть, я, как минимум, обязан был принять бой, и лишь при
невозможности сдержать продвижение врага, или серьёзном ранении
отступить.
Помимо этого, мне сейчас требовалось
вникнуть в сотни мелочей, которыми в обычных условиях должен
заниматься управляющий. И главное, в селении не спешили признавать
меня хозяином и выполнять мои приказы. Годы вольницы и фактического
безвластия сделали людей в этом селении чрезмерно свободолюбивыми.
Лишь командир местного гарнизона и представитель королевской
канцелярии, приезжавший три раза в год, могли принудить местных
повиноваться.