– И почему я постоянно слышу слово “но” в ваших речах? – с
невеселой усмешкой спросил я. Усмешку Гуж не увидит, но поймет по
интонации.
– Ты слишком чувствительный, – согласился коллективный разум
подземного мира Князьграда. – Думаешь, мы этого не поняли при
первой встрече? Ты ловко притворялся, что не ориентируешься во
мраке, но мы догадались, что ты прозреваешь тьму, как и любой
нуар... И не нужны тебе глаза. Кто ты такой, Олесь? Ты для нас –
это самое “но”!
Издали донеслись крики и грохот. Шумели снаружи, на улицах
города. Что там у них стряслось? Началась революция? Но какая может
быть революция в насквозь чипированном государстве?
– Я уже говорил, кто я такой. Из 37-го Посада, обычный сибериец.
Облучил свой чип и...
– ...и обрел магические способности? Так не бывает, милый. Ты
врешь перед лицом Честного Собрания.
– Все это правда.
– Не вся правда.
– Естественно, не вся, – легко согласился я. – Я умалчиваю кое о
чем, что вас не касается. Точно так же, как вы о многом умолчали,
когда посылали меня на задание.
– Мы не сомневались, что ты справишься. Ты очень способный...
Так кто же ты такой? Нам очень любопытно. Мы такими делами сильно
интересуемся. Ты ведь как-то овладел магией Поганого поля,
правильно? Это связано с дольменами, о которых вы рассказывали?
– Как я понимаю, тетю вы поможете спасти, когда я расскажу о
себе все?
– Да.
– О как? А какие у меня гарантии, что вы не выставите новые
условия? Мы договаривались, что вы поможете с тетей, когда я
установлю бомбу. Но условия изменились: теперь я перед вами еще и
исповедоваться должен! И вы использовали нас втемную. Никакое вы не
Честное Собрание. Лживая шайка старых пердунов!
Я, как обычно в таких ситуациях, завелся.
Наступил пауза, затем Гуж тихим, зловещим голосом прошептал:
– А вот это ты зря! Никакая зрячая тварь не смеет оскорблять
нуаров! Что ж, если не хочешь исповедаться добровольно, мы прочтем
твои мысли сами.
Он еще не договорил тираду, как на меня обрушился страшенный
ментальный удар. Будто ударили кувалдой размером в легковой
автомобиль, размозжив мое тело от затылка до пяток. И при этом я не
умер и все чувствовал. Твердые шершавые пальцы вонзились в мои
расплескавшиеся мозги и принялись жадно копаться во влажных
извилинах в поисках нужных воспоминаний.
Я не понимал, стою ли я или уже лежу. И вообще что со мной.
Уверенность, что я превратился в лужу корчащейся от боли плоти,
была стопроцентной.