прихожей. Черт.
Караваев лежал посреди прихожей, в клоунских трусах и почему –
то
моей дубленой куртке, которую я только по праздникам надеваю. На
его
груди восседал Геннадий Палыч. Шерсть на загривке котофея
стояла
дыбом.
- Люсь, он ведь сбежать хотел,- прошептала Глашка. А то я сама
этого не
поняла. – Может его к батарее приковать. У меня наручники есть
дома.
Господи, какую я заварила кашу. Но теперь это уже дело принципа.
И
отступать больше некуда. Караваев должен моей дочери целую
жизнь, ну и
мне немного. Думаю, за неделю управлюсь и пусть валит на все
четыре
стороны. Глафира молча сняла кота с амнезийного, который
оказывается
совсем не забыл некоторых слов. Одно скажу, лексикон Глашки
наверняка
заметно пополнился. К ней все это липнет, как кошачья шерсть к
одежде.
- Господи, Боря, ну куда ты собрался? Замерзнешь ведь,-
притворно
вздохнула я, протянув ему руку.- И куртку эту ты мне подарил,
помнишь?
- Где моя одежда? – прорычал мой фальшивый муж, игнорируя
полностью
жест помощи. Сам поднялся на ноги, пошатываясь, как матрос на
палубе.
Сильный мужик, подбородок волевой, зубы сжаты. У меня
дыхание
перехватило от исходящей от него энергии. – Почему в этом доме
нет ни
следа моего присутствия?
Караваев
Это не может быть правдой. Невозможно. Я не могу быть мужем
этой
странной толстухи, в пристальном взгляде которой читается
плохо
скрываемое презрение. Не могу. И эти тряпки, которые принесла
моя так
называемая сестра, они точно не могут быть моими. Подозреваю,
что она
дралась за них с бомжами и победила в этом неравном бою. Но не
силой, а
своим феерическим безумием. Ее я ненавижу больше всех. У меня
нет
семьи, я это знаю. Я это чувствую. Мне никто не нужен.
- А что, хорош,- хмыкнула сестрица, в сотый раз обмакивая в
бокал с чаем,
уже размокшую до состояния пены, сушку.
- Глаша, что лучше то не было ничего? – простонала толстуха,
рассматривая меня исподлобья.- Как я его Соне покажу? Он же...
Это...
Катастрофа.
- Катастрофа, Люся, вдовой при живом мужике быть, а это так,
временные
трудности. Все ,что у мамочки нашей нашлось Борькиного,
притаранила,
не капризничай. И так все деньги пульнула, — радостно
гаркнула
Глафира,- Она барахлишко то Борискино все продала. Чем богаты.
Сушки
у вас, дрянь. Мягкие через чур.
- Сушки у нас нормальные,- рявкнула та, которою Люсей зовут.- А
вот