— Ты же хочешь быть умным? – спросил Сережа у Юры, — Глупым быть
нельзя. Глупым быть плохо. Так мама говорит. А значит нужно
учиться. Правильно?
Юра, конечно же не ответил. Лишь улыбнулся, глядя на своего
заботливого старшего брата.
После чего Сережа выбросил маленького Юру в окно.
И Юра полетел вниз с сорок второго этажа. А что ему еще
оставалось делать? Он не был птицей, не был самолетом, он был самым
обычным маленьким человечком – несмышленым, глупеньким, и уже
довольно тяжеленьким.
Евгений Павлович мирно сидел на кухне, пил свежезаваренный чай и
читал вчерашнюю газету. Несмотря на приличный возраст и желание
носить солидную профессорскую бородку, он предпочитал держать свой
внешний вид примерно на сорока-сорока пяти годах. А еще предпочитал
носить очки, за что его ругали как в университете, так и дома –
зачем, если у него, как и у всех, идеальное зрение? К чему эти
архаизмы? Но Евгению Павловичу просто нравилось, как они смотрелись
на лице. Солидно, умно. Как на картинке какого-нибудь научного
журнала далекого двадцатого века.
И вот, примерно в тот момент, когда он осторожно прихлебывал
горячий напиток, до него донесся громкий и неприятный детский плач,
а затем маленький Юра стремглав промелькнул за окном.
Евгений Павлович улыбнулся. Вместе с приятно обжигающим пищевод
теплом горячего чая, на него нахлынула волна воспоминаний.
Профессор закрыл глаза и увидел своего старшего сына Максима, будто
все происходило вот буквально вчера. Он был таким милым ангелочком,
когда Евгений Палыч, вместе со своей женой Настенькой, вместе
скидывали сынулю на встречу ветру. Конечно, они тогда были молоды,
а потому не располагали теми солидными финансами и уважением
коллег, а потому жили в простой старой пятиэтажке на границе
мегаполиса. Их квартира располагалась на втором этаже, а потому
тогда им пришлось забираться вместе на крышу с младенцем на
руках.
Максим плакал вот точно так же, когда дрянной инстинкт
самосохранения начал свое отравляющее действие на организм
маленького мальчика.
Евгений Павлович, прислушавшись, все еще мог различить
удаляющийся плач Юры на фоне шума большого города. Ну, конечно,
сорок этажей, это вам не пять. Максим тогда успел лишь пискнуть,
заорать, лишившись опоры маминых рук, а потом почти сразу
плюх