К сожалению, полностью избавить от
этого недуга возможно только на генном уровне. Мы просто отключаем
или, точнее, уменьшаем чувствительность тех генов, которые
программируют иммунный ответ. Провести подобную терапию со
стопроцентной гарантией можно только в случае искусственного
вынашивания плода. Для этого нужна тонко регулируемая среда.
Организм матери подобной биохимической настройке не поддаётся. Но
этот плод будет развиваться из ваших с мужем генетических
материалов. То есть это будет стопроцентно ваш биологический
ребёнок. Избавленный от многих рисков, которые несёт
наследственность.
- Довольно! – Клара хорошо помнила,
как грубо и категорично она отвергла предложение доктора. Выходя из
врачебного кабинета, она, ревностная протестантка, была полностью
уверена в своём выборе. Что подумают коллеги и родственники, когда
девять месяцев кряду она проходит как ни в чём не бывало, а потом
вдруг в один прекрасный день муж привезёт её с первенцем на руках?
Да и не привезёт её никакой муж. Подписать сейчас договор
равносильно расторжению брака. К тому же, шестьдесят процентов
вероятности плохого исхода – это не сто и…
Хлопнула дверь, вернувшая Клару к
реальности. Её дочь вышла из дома не попрощавшись. Хеймо ушёл за
сестрой.
Клара украдкой, боясь резких
движений, посмотрела мужа. Он был угрюм и неподвижен, будто с него
собрался писать картину средневековый мастер. Его «нет» неизменным
пронеслось через три с лишним десятилетия. В ту ночь, когда она,
будто в шутку, надменно и торопливо пересказала мужу предложение
доктора, у него было точно такое выражение лица.
Хеймо, тем временем, догнал сестру у
автомобиля. Она не торопилась уезжать. Сидела, сложив на руле
руки.
- Смешно. Я не думала, что такие
вопросы вообще могут ссорить людей в наше время. Больше всего меня
бесит, что мне не всё равно. Это воспитание, это долбанное
пуританство настолько глубоко во мне сидит. Боже мой, да о чём я
вообще? Я испортила тебе день рождения! Приехала, устроила скандал
и после всего этого хотела и ещё беспардонно свалить. Простим
меня.
Хеймо усмехнулся.
- Знаешь, что самое
паршивое?
- Что?
- Нам даже нельзя напиться, хотя
ситуация, наверное, располагает. Мы даже не знаем, толком как это –
«напиться». Надо были идти в монахи с таким-то врождённым
аскетизмом.