На этих словах Рейберт коротко
гыкнул. Потом еще разок, а потом зычно заржал.
Эмрис невольно глянул на
блондина.
— Простите, — покаялся тот. — Я
просто хорошо это помню, — все еще хихикая, отозвался мужчина, —
как его светлость спросил, значат ли ваши слова, что вы готовы
добывать и готовить пищу на весь Греймхау.
Идель тоже рассмеялась:
— И о том, что сказала бы моя мать,
узнав, что родила не леди, а кухарку. Да, отец был не в восторге от
моих намерений научиться охотиться и готовить, и все запретил. Но,
так или иначе, та ситуация показала, что мной Теоданиса можно
шантажировать.
До Эмриса дошло:
— И потому Теоданис забрал ребенка в
военный лагерь?!
— Именно. — Эмоциональность барона
Идель не передалась. — С необходимостью возвращаться в Греймхау он
потерял и позиции, и инициативу. Противостояние Аерона и Фридесвайд
затянулось еще на два года, вместо того, чтобы завершиться триумфом
Аерона в ту весну. Повторение ситуации было недопустимым, и отец
счел за лучшее держать меня при себе. Он велел не путаться у солдат
под ногами. Следуя приказу, меня с удовольствием игнорировали все.
Кроме Ульдреда. Он рискнул в обход отца подучить меня. Долго
скрывать не вышло, и когда все открылось, отец велел его казнить за
нарушение дисциплины.
Рейберт перестал ухмыляться. Кажется,
хотел вклиниться с рассказ ее светлости, но Эван в очередной раз
зафыркал, воротя недовольную физиономию, и Рейберт переключил
внимание на доходягу.
— Я, конечно, вступилась — какой
смысл быть леди Греймхау, если ты не можешь защитить даже того, кто
тебе помогает? Теоданис уступил, но, сами понимаете, Ульдред тогда
прошел через ад. Каждый первый солдат в армии плевал ему в лицо,
толкал в спину, тыкал в него пальцем и говорил, что он прячется. И
не просто под юбкой, а под юбкой ребенка. — Она хмыкнула с видом
внезапного озарения. — И он все еще меня не убил после этого.
Поразительная лояльность!
Идель надолго приложилась к кубку,
почти опустошив сосуд.
— Потому, барон, не могу сказать, что
в «Невероятной котлете» была такая уж невыносимая еда. Она была
сваренной, она была из мяса, при этом едва ли из человеческого, и в
целом, казалась весьма приемлемой.
Идель ничего не добавила, но взгляд
женщины вперился в Эвана. В отличии от Танолы или ей подобных, кто
наверняка не упустил бы возможность поругать его людей за
недостаток почтения, ее светлость смолчала. Ничего, сказал себе
Эмрис, он поговорит с Эваном как следует. Сегодня. Сам. А
пока...