Исковерканный мир - страница 3

Шрифт
Интервал


Это вскрикивал тот самый неимоверно жирный и насмерть перепуганный человек, которого Дмитрий видел в прошлом сне. Только на сей раз он был одет в белоснежную рубаху до колен. А монахи силой влекли его вперед, держа под руки.

В глазах толстяка застыл ужас, лица же монахов были скрыты капюшонами. Третий монах завершал процессию, то и дело подгоняя толстяка легкими тычками кинжала в раскормленную задницу.

Только сейчас Дмитрий обнаружил, что не имеет тела. Он лишь видит и слышит, но ему нечем прикоснуться к чему-либо. Осознав это, Дмитрий ничуть не испугался своего открытия, а просто перестал обращать на себя внимание, полностью перенеся его на разворачивающееся перед ним действие.

Толстяк и его конвоиры поравнялись с массивной распахнутой настежь дверью, переступили невысокий порог, и взору Дмитрия открылся просторный полутемный зал, оглашаемый звуками ударов и чьими-то стонами.

Заслышав их, толстяк покрылся потом, задрожал и суетливо огляделся.

– Mama mia! – воскликнул он при виде расставленных по залу уродливых и устрашающих орудий пыток. – О, Сеньор Перуцци! Зачем вы привели меня сюда?! Что вы собираетесь делать?! Я всегда был набожен, никогда не жульничал, никогда не обманывал служителей Ордена! Колбасы, рулеты, окорока… я продавал их вам по самым умеренным ценам!..

Шагавший впереди остановился и обернулся.

– Набожен? – переспросил он, опалив несчастного свирепым голубым огнем. – Что ж, помолись своему богу и на этот раз. Уж тут-то он тебе обязательно поможет.

Слова его были полны сарказма, и монахи не преминули откликнуться язвительным хохотом. После чего, под аккомпанемент жалобных подвываний толстяка: «Колбасы… Окорока…» и стонов другого несчастного, процессия двинулась по лестнице вниз.

И вот уже стал виден тот, кто испытывал сейчас не только страх, но физические муки.

Двое палачей-монахов размеренно опускали свои плети на мускулистую спину человека, за запястья и икры привязанного к распятию, лицом к стене.

Дмитрий обнаружил, что не только видит и слышит, но и знает откуда-то, что зовут этого несчастного Ладжози, и что эта экзекуция – не первая, которую он выдержал. Хотя об этом можно было и догадаться – по тому, что вперемешку со свежими кровоподтеками его белесая, давно не знавшая солнца спина была испещрена паутиной старых посиневших рубцов…