– Что это? – спросил я. Тоже шепотом.
– Это важный амулет мистера Джексона, – сказал Джордж. – Цент с головой индейца – с Всемирной ярмарки тысяча девятьсот четвертого года в Сент-Луисе. Бюро по телам индейцев отправило его в Сент-Луис – бесплатно!
– Я последний живой родственник вождя Джозефа[13], – сказал индеец. – Сын его брата.
– Да, мистер Джексон, как он говорит, – законный наследник трона нез-персэ. Если бы у них был трон, хи-хи-хи. Расскажи парню про монету, ваше величество.
Индеец отвернулся от окошка и осмотрел меня с ног до головы – достоин ли я. Потом изобразил, как засовывает медную монету в щель.
– Там была машина. Со щелкой сверху, вроде копилки. Туда суешь двадцать пять маленьких центов, а оттуда…
Он перестал засовывать, и медная монета скрылась между медными пальцами, исчезла, но не картинно, как у фокусника, а естественно, как рак уползает в ил. Индеец дернул воображаемый рычаг, и монета возникла на другой ладони.
– …выпадает один большой. В двадцать пять раз счастливее.
– Индейская арифметика, – пояснил Джордж. – Мы цивилизованные люди, мы понимаем, что так не бывает. С другой стороны, знаем, что так может быть. Лично я однажды целое Рождество играл в орлянку против этого чертова цента – и не выиграл ни разу.
Я посмотрел на них с сомнением.
– То есть в среднем, ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать – ни одного броска! Орел, решка, не угадал – проиграл. Этот чертов медяк никогда не проигрывает.
– Никогда? Это невозможно.
На лице у индейца мелькнуло что-то отдаленно похожее на тень улыбки.
– Хочешь поспорить?
– Поспорить? На что?
– На мой золотой самородок – что из двадцати пяти раз не угадаешь ни разу. – Большим пальцем он щелкнул ко мне монету. – Подбрасываешь ты.
Я поймал монету одной рукой и шлепнул на тыльную сторону ладони. Если я хочу завоевать уважение этих ветеранов, нельзя поддаваться на их блеф.
– Играем, – сказал я. – Решка.
Я поднял ладонь. При свете из окошка заблестел медный профиль индейского вождя. Я снова подбросил.
– Один раз угадываю из двадцати пяти, и самородок мой, так?
– Теперь из двадцати четырех.
– Да, из двадцати четырех. Орел… а что я ставлю – на тот невероятный случай, если проиграю?
Флетчер хихикнул. Лицо индейца ничего не выражало.
– Что-нибудь такое же хорошее, – сказал он и посмотрел на мою руку. Монета лежала решкой. – Осталось двадцать три раза.