Хорошо поёт, прямо заслушаться можно. Вон даже моих
парней проняло, перестали перешёптываться и внимательно внемлют —
чисто на автомате подметил я.
— И куда бы не забросила родина моего друга Гену
Строева, в Афганистан, Чернобыль, Африку, Сирию, на ближний восток
или в Южную Америку, в любой точке Мира, он делал то что от него
требовалось. Сейчас большая часть его парней выполняет боевые
задачи на западных рубежах нашей страны, и я верю, даже после его
внезапного ухода совсем в иной мир, они не посрамят светлую память
нашего ворчливого Ведьмака, Гены из Рязани, как я знаю вы все,
называли его за глаза.
Едва прозвучали последние слова моего некогда лучшего, а
теперь уж точно бывшего друга, самолично отправившего меня на тот
свет, к закрытому гробу подошла похоронная команда солдатиков,
занявшаяся своими прямыми обязанностями. А когда гроб опускался в
могилу, один за одним грянули три холостых залпа, сопровождаемых
звуками ожившего военного оркестра.
А всё-таки неплохие похороны псевдо-дружки мне устроили.
Явно не поскупились и притом дёрнули кого следует за нужные связи и
выбили мне место на одном из центральных рядов, самого престижного
в Москве, Новодевичьего кладбища, где такое место, как
предоставленное моей скромной персоне, продаётся только по большому
государственного уровня блату и по цене новенького Бентли.
Наверняка и поминки устроят на загляденье, закрыв на
спец-обслуживание какой-нибудь из самых элитных ресторанов
столицы.
Военные музыканты продолжали играть, пока присутствующие
поочерёдно сыпали горсти земли в могилку. А я постепенно начал
замечать, что сектор обзора постепенно сужается и тьма начинает
заволакивать мрачное небо и переступив через кладбищенскую ограду,
окружает становящийся мизерным островок реальности.
Последним что я увидел, был вспорхнувший с ветки ворон,
в чьей тени как оказалось всё это время и находился точка моего
обзора.
А затем я снова проснулся в обшарпанной палате, в лежачем
положении, а над головой, на стойке, висела очередная банка чего-то
лечебного, вливаемого в кровь через прозрачную трубку
капельницы.
Рядом стояла знакомая молоденькая медсестричка, которую как я
ранее подслушал звали Наташа. Она прикусила губу и неотрывно
смотрела на тумбочку, на которой валялся кусок смятой и
перекрученной до неузнаваемости жестянки, оставшейся от
эмалированной кружки.