Последняя из рода Ла Флёр - страница 6

Шрифт
Интервал


Но до этого момента, ни наместник нашей провинции, ни император, что опираясь на лживые факты объявил нашу семью изменниками и приговорил родителей к  казни, не смогут преодолеть магический барьер. 

Так будет продолжаться пока я не умру или достигну совершеннолетия. Неизбежно, когда-нибудь выяснится правда, и мне удастся обелить честное имя моей семьи. Очистить от клейма предателей. Мои надежды были возложены на то, что это произойдёт скорее рано, чем поздно для меня. Но до этого момента мне предстоит пройти тяжелый путь. Мир в одночасье рухнул, доверие для меня превратилось в непозволительную роскошь. Ведь предательство единственного родственника, уничтожило в душе всякую веру в людей и их честь.

После казни отца и его второй жены, заменившей мне покойную матушку, убитый горем дядя Бертольд де Монтинье, с тяжелым сердцем принял малышку-племянницу в свой дом. Я жила в неведенье и всячески боготворила дядю, он остался единственным оплотом надежды и защиты в этом жестоком мире. Но благодаря случаю смогла открыть глаза и узнать истину. Прямолинейность моего отца, который не боялся говорить правду, что в итоге и подвело к краю существование нашего рода, сыграла злую шутку и со мной. Узнав кто на самом деле повинен в том, что родителей казнил императорский палач, я поспешила бросить эту правду в лицо человеку, чьи руки были запачканы кровью.

Разъяренная, пятнадцатилетняя девчонка, наивно полагала, что словесные угрозы устрашат мерзавца, но реалии жизни больно ударили слух издевательским смехом. Дядя смеялся долго, а отсмеявшись взглянул на меня и надменно произнёс:

– Ари, неужели ты думаешь, что тебе хоть кто-нибудь поверит? Дочери изменников?

Тогда я была уверена будто прижала к стенке старого змея. И с победной улыбкой достав кристалл, на который обычно записывают музыку, продемонстрировала доказательство – подслушанный мною разговор. В тот же миг лицо дяди приобрело гримасу ненависти и злости. Удар по щеке ошеломил, ведь отец не позволял себе даже повышать голос. За любую шалость он награждал меня суровым взглядом, чего вполне хватало чтобы юная леди осознала свою вину. Поэтому, тот удар был шоком. Хруст раздавленного ногой кристалла я слышала словно издалека. Руку прострелило болью, когда Бертольд де Монтинье потащил меня прочь из своего кабинета. Он ощутимо встряхивал меня, с презрением выплёвывая каждое слово: