Устраиваюсь на чёрном стуле.
— Пиши, — Фелицкая положила передо
мной лист бумаги и шариковую ручку.
— Что писать? — уточнил я.
— Чистосердечное признание, —
хмыкнул капитан. — Что же ещё.
— Вы издеваетесь.
— Ты же признаёшь, что убил группу
лицензированных мстителей, — опешил полицейский. — И главу рода,
входящего в клан Эфы. Так?
— Так, — растерянно ответил я.
— Вот, — Мирзенко радостно погладил
телефонный аппарат с наборным диском. — Чистосердечное признание
поможет скостить срок.
Похоже, день перестаёт быть
томным.
— Нет, — отрезал я.
— Что — нет? — Мирзенко больше не
улыбался.
— Я не буду подписывать эту чушь.
Гимназия Эфы, в которой я учусь, обеспечивает меня равными правами
с другими клановцами. Имела место дуэль, из которой я вышел
победителем. Вы не смеете меня задерживать дольше обычного.
— Очень даже смеем, — заверил
Мирзенко. — Представитель гимназии не зафиксировал протекцию.
Фактов, подтверждающих твоё обучение, нет. Отказываешься от
признания? Ладно, посиди в КПЗ, там разберёмся.
Гадство.
Не успев толком опомниться, я
загремел в камеру предварительного заключения. Фелицкая вызвонила
кого-то по телефону, за мной явились очередные люди в форме и
сопроводили в подвал, разграниченный на зарешёченные клетки. Когда
за мной с лязгом затворилась дверь, я смог по достоинству оценить
своё новое положение. Клетка четыре на пять шагов, толстые
металлические прутья, примитивная сетчатая кровать с пожелтевшим
матрасом... И видимое отсутствие легендарной параши. Они тут что, в
туалет не ходят? А ещё мне не совсем понятно, как эти прутья смогут
удержать прыгуна. Впрочем, одарённые здесь — явление почти
невозможное...
Клетки были смежными и располагались
в два ряда, формируя широкий коридор. Я мог при желании
рассматривать своих соседей. Их было не так уж много. Щупленький
старичок, сидевший на своей кровати в позе лотоса с закрытыми
глазами. Затрапезного вида барыга, который, перехватив мой взгляд,
проворчал, что, дескать, чего пялишься. Какой-то
оборванец-беспризорник, явно пойманный на карманных кражах. И
нагловатая потаскуха — страшная, неопределённого возраста, ярко
накрашенная и вызывающе одетая. С потёкшей тушью и синими кругами
алкоголички под глазами. Приятная компания, ничего не скажешь.
Раздались неспешные шаги.
Я увидел своего конвоира — тот,
грохоча ключами в замке, отпер камеру со стариком.