Сразу после завтрака Мимань пулей, а может даже быстрее сбегала
к себе переодеться. Скромно по меркам её семьи, но тем не менее
статусно, без всяких вычурных и вызывающих цветов ханьфу, благодаря
чему можно было вполне затеряться в толпе. Я же одел, как обычно,
цивильную одежду человека не богатого, но и не стеснённого в
деньгах. На фоне неё я, конечно, выглядел нищебродом ободранным, но
Мимань это ни капельки не смущало, как я погляжу.
— Прости, Зу-Зу, я не могу тебя взять с собой, — вздохнул я,
когда он потянулся за мной. Тот ещё так жалобно глазки выпучил, что
аж сердце сжалось, из-за чего я вздохнул, подошёл к нему и зажал
его мохнатые щёчки между ладоней. — Я понимаю, ты соскучился и
хочешь одним глазком хотя бы увидеть её, но нельзя. Если она тебя
узнает, сразу прибегут всякие Вьисендо, ты же его помнишь?
Его глазки недобро блеснули.
— Вижу, помнишь. Он тебя тоже заметит, и тогда нам конец. Ты
слишком большой, чтобы затеряться в толпе, поэтому тебе придётся
остаться здесь. А потом, обещаю, вы с ней увидитесь.
Да, Зу-Зу, конечно, товарищ до гроба. Столько лет прошло, а он
до сих пор помнит её и хочет с ней встретиться. Можно сказать, что
любит её, по-своему, по-звериному, преданно. И как она может жить
рядом с тем, кто сбросил это создание вместе со мной в бездну?
Может ей память подчистили как-нибудь или зомбировали?
В городе царила суета. Фраза «не протолкнуться» была как раз для
этого случая, когда людей на улицах было так много, что приходилось
протискивать в некоторых случаях, и это при больших улицах
города.
— Все так хотят на неё посмотреть? — спросил я Мимань, которую
держал за руку, чтобы не потерять.
— Она всеобщая любимица, — с толикой гордости ответила она.
— Уже успела натворить добра?
— Ага. Говорят, она лично разобралась с пиратами, которые
орудовали на побережьях новолуния Пьениана, и победила главу
разбойников в долине реки Сумонь-Пинь. А ещё расправилась с
изменниками, которые хотели устроить государственный переворот. Ко
всему прочему…
Я слушал о достижениях Ки, и почему-то внутри меня шерсть
становилась дыбом. Я понимал, почему она любимица публики — людям
нравятся показательные расправы над злодеями, которые их обижают,
нравятся герои, которые защищают простой народ. Но, судя по тому,
что я сейчас слушал, Ки была уже давно не так невинна, как раньше.
У неё руки были по локоть в крови, и не только ублюдков, но и тех,
кто был против императора, а значит, и против неё самой.