Я подошел ближе к беглецу, держа бродекс наготове. Если
дернется, зарублю к чертовой бабушке. Вытянул ногу, осторожно
перевернул его на спину.
Нет, враг лежал с закрытыми глазами, грудь еле заметно
вздымалась под стеганой курткой. Возможно, что притворяется. Он тот
еще мошенник.
Я пихнул противника в бок. Ну же, вставай.
— Эй, ты чего? — недовольно спросил Лейф. — Заруби его и всего
делов. Поехали отсюда. Кони устали, так, что все копыта отбили.
Легко сказать, заруби. Это негуманно. Хотя я мыслил сейчас
стандартами двадцать первого столетия. В эту эпоху убить пленного
не считается большим грехом.
— Он безоружен, — пробормотал я. — И без сознания. Я так не
могу.
Лейф зарычал:
— Ах ты, вонючий ублюдок. Мы гонялись за ним по всем окрестным
полям, как за зайцем. Теперь его надо прикончить. При чем тут его
состояние или отсутствие оружия? Он не викинг, значит, не попадет в
Вальгаллу. Даже если ты напихаешь ему полные руки мечей и копий. А
пока он валяется без памяти, то ничего не почувствует. Ты что,
брезгуешь, что ли?
Но я уже принял решение. Отвернулся, отошел, убрал секиру.
— Сам убей его, если хочешь. Я не палач. Я убиваю только в
бою.
Мой пожилой спутник яростно уставился на меня.
— Ты спятил, щенок? Какой такой палач? Мы должны его прикончить,
чтобы никто не узнал про нас. Так надо. И я, твой командир,
приказываю тебе. Убей его.
Вот же пристал, несносный. Я покачал головой.
— Я же сказал, что не буду. Что тебе непонятно? Или ты
глухой?
Лейф замолчал и пристально посмотрел на меня. Однако, этот
взгляд мне не понравился. Этот взгляд попахивал кровью.
— Когда конунг Ярицлейв объяснил тебе задание, он ясно сказал,
что я главный, — сказал разведчик. — И что ты должен слушаться.
Он все никак не уймется. На принцип пошел, что ли? Ну, тогда я
тоже уперся рогом в землю. Меня в таких случаях никто не сдвинет с
места.
— Когда мы приедем к конунгу Ярицлейву, ты можешь побежать к
нему, вытирая сопли и пожаловаться, — ответил я. — А пока что, сам
возьми и прикончи его.
Не знаю, может, Лейф разозлился. И сейчас сам нападет на меня.
Я, на всякий случай, до сих пор держал отцовский топор в руке.
Но в это мгновение беглец застонал и пошевелился. Открыл глаза и
попытался встать.
— Проклятье ётунов на твою тупую башку, — сказал Лейф
раздраженно. — Да, я обязательно доложу конунгу.