Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2017 - страница 15

Шрифт
Интервал


Где-то там, в пространствах дольных,
В долгих снах, в полях пустых.

Последний солдат

– Налей-ка еще нам по «сотке», Тенгиз, —
Кричит через головы бывший танкист,
А ныне – бездомный калека.
– Я выпить желаю за взятый рейхстаг,
За ногу в кустах и за душу в крестах,
За нашу Победу. Налей-ка!
Ему наливает безмолвный Тенгиз,
Пока он бредет под осколочный визг
И вдовьи далекие вздохи, —
Пока он ногой деревянной скрипит
И давится воздухом, крепким, как спирт,
И ждет у обшарпанной стойки.
Он с хриплым надрывом глотает сто грамм,
Как будто срывает вагонный стоп-кран,
Чтоб выйти в ночной глухомани, —
Как будто вступает в последний он бой,
Чтоб снова прикрыть своей рваной судьбой
Страну, что лежит за холмами.
Последний защитник великой страны,
В которой всегда все верны и равны,
А коль не равны – то маленько.
… Бездомная вьюга свистит по холмам,
Качая во мгле привокзальный шалман…
– Я выпить желаю. Налей-ка!

«Перепела кричат во ржи…»

Перепела кричат во ржи
Вблизи часовни придорожной —
Как будто чьи-то две души
Перекликаются тревожно.
Какая тихая печаль!
Как долог этот крик бессонный!
Как будто теплится свеча
Над покосившейся часовней.
Вдали курьерский простучит —
И смолкнут, обмирая, души.
О, кто откликнется в ночи
На крик души моей заблудшей?

Дождь идет

Дождь идет по российской глубинке —
Мельтешит по суглинкам дорог,
Обрывает кусты голубики,
Обивает родимый порог.
И висит над пустой колокольней,
Утекая в бездонный песок.
И сбивается с рифмы глагольной,
И бросается наискосок.
Он идет по бескрайним просторам
Летописной ковыльной Руси.
Остывает в лесах за Ростовом,
За Непрядвой в полях моросит.
Он идет по заброшенным весям,
Где давно не осталось живых,
По таежным ночным поднебесьям,
Мимо вышек
сторожевых.
Мимо лагерных страшных погостов,
Где рассвет – неизменно кровав,
Где от слез задыхается воздух
И от горя чернеет трава.
Он идет мимо тюрем, где до сих
Пор стреляют в затылок, в упор,
Где во тьме надзиратель гундосит
И уводит в глухой коридор.
Мимо черных разбитых землянок
Полосою, свинцовой, сплошной,
И солдатских высот безымянных
Он идет – проливной, обложной.
И встает у межи той последней,
Где кончаются беды и ложь,
Этот долгий, безудержный, летний,
Этот теплый, сверкающий дождь.

Сашка

Кто заплачет над Сашкой Якутом,
Над московским пропащим бомжом?!
Вот лежит он, рассветом окутан,
Финкой резан и водкой сожжен.