Встряхнув головой, Храбореев маленько прочухался.
«Это кто? – подумал он. – Это Канюшина снова разорался?..»
Да, это бригадир кричал неподалёку. Поторапливал.
На мгновенье выходя из забытья, Храбореев снова погружался в свой удивительный сказочный мир. Стоял – не слышал того, что рядом. В него бросали осколок льда. И всё равно Северьяныч не реагировал.
Мужики в бригаде переглядывались.
– Чего это он? – говорили вполголоса. – Стоит, будто кол проглотил!..
– Эй, дядя! – снова кричал Канюшина. – Проснись и пой!
И, наконец-то, вздрогнув, Храбореев поворачивал голову. Незрячими глазами смотрел по сторонам.
– Ну его к чёрту… – Бросая ледяной кусок, говорил он, ни к кому не обращаясь, на карачках выползая наружу.
Казимир, задирая рукав, демонстративно смотрел на часы.
– Не понял юмора. Три минуты поработал и перекур? Так, что ли? Стахановец.
– Так! – утомлённо отвечал Северьяныч.
– Это что? Саботаж? – «бугор» пытался говорить повеселее, чтобы не осложнять отношения.
– Саботаж, саботаж… – машинально соглашался Храбореев.
Бригадир, принимая это на свой счёт, заводился.
– Ты не сачкуй! Работай! Все пашут, а он…
– Работа не волк.
– Правильно. У нас работа – рыба. Так что хватит…
– Не ори.
– Иди, работай, говорю.
– А я говорю: не ори.
Неспешно вынимая папиросы, Храбореев прикуривал, задумчиво глядя на спичку. Отворачивался от бригадира. Вернее – от майны, чтобы душу не травить «ледяной могилой». А бригадиру казалось – это он нарочно зад показывает. «Сука! Я тебе припомню саботаж!»
Перекурив, пересилив себя, Северьяныч опять спускался в ледяной забой. Остервенело рубил топором-ледорубом, колотил пешнёй, вгрызаясь в голубовато-изумрудные глубины. Пешня мелькала – трудно проследить за ней. Добела отполированный наконечник с такою силою втыкался в каменную глыбу льда – горячие искры вот-вот полетят… Но через несколько минут Храбореев снова замирал, широко раззявленными глазами проваливаясь в могильный морок мёрзлого озера. Теперь ему казалось, что это Колдовское, в котором он ищет сына.
Заподозрив что-то неладное, Канюшина стал говорить спокойно, даже с сочувствием:
– Да что это с тобой? Опять полез наверх? Или тебе не здоровится?
Молоденький Плацуха, без году неделя работавший в бригаде, желая «прогнуться» перед начальством, громко сказал:
– Бугор! Да понос у него! Чо тут думать?