Собираясь покидать насиженное место, художник вздрогнул и ощутил под сердцем холодок. «Стоп!» Широко раскрытыми глазами он пошарил по камням и уставился туда, где только что сияла «живая звёздочка».
Редкий цветок исчез.
Растерянно глядя по сторонам, парень голову поднял. В дымчато-лиловом просторном небе – тишина и пустота. Только одна серебряная звёздочка, похожая на цветок, трепетно и нежно зацветала в сумрачном зените, как будто лукаво помигивая.
Поначалу Тиморей улыбнулся, но тут же насупился. Необъяснимая тревога вселилась в душу. И возникло ощущение, что он здесь не один. Кто-то большой, незримый наблюдает за человеком. Кто это? Где прячется?.. Он передёрнул плечами и руку засунул за пазуху – страх под сердцем холодил, страх кололся хвойными иголками. Страх этот усилился, когда художник стал торопиться и оказался в тёмном тупике – несколько поваленных деревьев образовали нечто вроде шалаша, из которого торчали большие чертячьи рога – ветки и сучья, до костяной белизны отполированные снегами, ветрами и ливнями. А потом, когда он шёл по валунам, торчащим из-под снега, и соскальзывал с них, едва не выворачивая ноги, ему стало казаться вообще, бог знает, что… Он как будто бы сдирал хвойный скальп с округлых валунов, похожих на человеческие черепа – в глазницах были ягоды-зрачки, мерцавшие слезой-росой. Кошмар!..
Едва не свалившись с обрыва, Дорогин спустился к избушке и успокоился только тогда, когда ароматно и вкусно потянуло древесным дымком из трубы.
Зимовьё на подходе смотрелось – не нарисовать. В том смысле, что никакой возможности у художника никогда не бывало и вовеки не будет, чтобы вместе с красками зацепить на кисточку маленько тишины, маленько ароматов, переплеска воды, перестука восторженной крови в висках.
«Это нужно запомнить! – про себя отметил Тиморей. – И собака! Посмотри, как она, собака, барственно лежит! А глаза-то у неё какие…»
Умная и совершенно незлобивая собака с чувством исполненного долга умиротворенно лежала у ног Северьяныча, изредка зевала и зубами клацала – комара ловила.
– Ну, как, Тимоня? Прогулялся? – утомлённо спросил охотник. – Городскую пыль с ушей стряхнул?
– Стряхнул! Тут благодать!
– Ну, присаживайся. Отдыхай.
Храбореев курил. А курил он оригинально. Два передних мелких зуба выпали давно, и дырка эта была приспособлена под гнездо для папиросы – как будто в костяной мундштук вставлял. Блаженно покуривая, Северьяныч взялся ощипывать куропатку.