Мужчина, втолкавший двоих уже не мечтавших уехать пассажирок, был надежно придавлен к дверям, оставаясь на нижней ступеньке. Двери автобуса с трудом можно было назвать дверьми – скорее это была куча металлолома из ржавых, кривых пластин, многократно заляпанных сваркой в разных местах. А чтобы хоть как-то прикрыть щель, поверх ржавых скрипучих пластин сквозными болтами прикрутили полоски брезента, окрашенные масляной краской на одной половине в цвет двери – желто-оранжевый, на другой – в небесно-синий. Но такая имитация заботы о пассажирах слабо помогала, и прохладный утренний воздух, обдувая, бежал между воротником и кепкой ровно со скоростью автобуса.
Впередистоящая женщина, чудом разместившаяся на следующей ступени, висела в воздухе, не имея никакой возможности держаться руками. Оттого она уткнулась своим пышным задом в грудь мужчины, а вся ее передняя часть расплющилась о неприступную крепость стоящих перед ней. Первое время казалась забавной такая поза, в другой обстановке она была бы, наверное, даже приятной. Но тормозивший и трогающий с места автобус вскидывал на грудь не только женщину, но и всю массу стоящих. Мужчина, выждав момент, когда автобус притормозит, и вес несколько отпустит, приложив в очередной раз немалые усилия, развернулся лицом к дверям и надежно уперся в них руками. На спину словно взвалили два мягких, но весьма увесистых мешка, которые то прибавляли в весе, то несколько легчали, удивительно слаженно взаимодействуя с автобусом.
Сквозь брезентовый нащельник глаза обдувало утренней, предосенней свежестью, вызывая слезы о быстро пролетевшем лете. На плечи опять навалились всем весом, заставив почувствовать нелегкую работу Атлантов. Он несколько раз довольно сильно шевелил плечами, давая понять, что его спина – не кушетка, и пора бы даме держать себя самой. Она на короткое время словно спрыгивала со спины, но затем вновь устраивалась со всеми удобствами, то ли не желая держаться, то ли не имея такой возможности. Так и ехали почти половину пути, не открывая дверей на остановках и еле дыша, пока на очередной остановке «мешки» с частью остального «довеска» не слезли со спины и не растворились в бесчисленных городских кварталах. Остаток пути можно было почти свободно стоять, размышляя о предстоящем дне.