Небо начинается со взлёта. Сборник стихов и рассказов - страница 23

Но после того, как Вовка убрал шасси прямо на ЦЗ, перед запуском двигателя, он, надо отдать ему должное, пришел в класс и сказал – «теперь МОЖЕТЕ называть меня дятлом» Но, странное дело, всё произошло наоборот. Сострадание взяло верх и дразнить мы его перестали.

Друзья.

На полетах мы близко сдружились с Витькой Паршкиным, наши кровати стояли рядом и жили мы в «одной тумбочке». Мой позывной был – «тринадцатый», а его – «четырнадцатый». Кликали все его «ВитяП», прибавляя к имени первую букву фамилии.

Своим крупным, с горбинкой, носом, он здорово смахивал на нашего инструктора, Трушина, и мы стали тоже его звать – «Труха».

Однажды были мы с Витяпом в наряде по столовой. Закончили все кухонные работы за полночь. Уставшие, взмокшие от кухонной жары, вышли на улицу, легли на скамей-ку и уставились в звездное небо. Впереди маячила уже профессия и мы взялись с ним обсуждать, кто на чем хотел бы летать после училища. Помню, что он хотел на Су-пятнадцатом, а я – на Су-7Б. (А оба попали в шкрабы).

Виктор Паршкин.

Витяп жил в Рубцовке, до которой из Алейска было рукой подать. На выходные дни все летчики из лагеря уезжали домой, оставался один дежурный по лагерю. И мы с друганом, отпросившись у шефа, махнули на денек к родителям Витяпа в Рубцовку. Я познакомился со всей его семьей – отцом, мамой и сестрой. Вся семья с восторгом воспринимала то, что Витя учится в летном училище. Они с интересом говорили об авиации со мной, были в курсе всех дел в училище. Я потом еще не раз бывал у них, так как родители моей жены жили под Рубцовкой, и заехать к Паршкиным было для меня просто.

Витяп умудрился на первом курсе попасться на прослушивании запрещенной радиостанции «Свобода», у него был маленький транзистор. Кто-то заложил его, что было популярным на первом курсе.

Устранить возможного конкурента, а, может, и без умысла, по простоте душевной? Поэтому Витяп стал «невыездным» и, несмотря на хорошую успеваемость и летную практику, загремел по выпуску в инструкторы в Камень, а я – в Калманию, богом озаренную «Страну непуганых идиотов».

В марте 78-го он приехал ко мне в Калманку на мой день рождения, 18 марта. А 23 апреля иду по училищу, а капитан Шорохов, поднимаясь на крыльцо санчасти, увидел меня, остановился, и говорит – Знаете, что ваш Паршкин разбился?