Размечтался Пашка-Пташка, глядя в иллюминатор. Пальцы его машинально перебирали струну за струной, и он запел так тихо, даже сам не заметил:
Я ехала домой, я думала об вас…
Монотонный плотный рёв турбин «завалил» ему уши, вскоре Птаха стал напевать гораздо громче, нежели ему казалось.
Пассажиры дремали, откинувшись в креслах или скрючившись в три погибели. И только один человек, монументально сидящий впереди, с трудом повернулся, колыхая упитанными щеками, и заворчал:
– Рано пташечка запела!
Скрипалёв поморщился, разглядывая сытую физиономию. «Ты гляди, как здорово на Лысака похож!» – подумал он, перебирая струны.
– Давай потише! Ты не понял? – рассердился упитанный. – Я вас понял, товарищ Лысак.
– Чего? Как ты сказал?
– Я говорю, что мы не пили с вами на брудершафт, поэтому тыкать не надо. – Скрипалёв поправил непокорный чубчик под сурдинку продолжил старинный романс.
В тёмно-серых глазах «Лысака» вспыхнуло что-то недоброе.
– Не зуди под ухом! Дай поспать!
– А почему бы эту мысль вам не высказать нормальным русским языком? – очень вежливо, даже ласково поинтересовался Птаха. – Зачем же сразу выставлять дистанцию огромного размера?
– Хватит, было сказано! – «Лысак» зверовато ощерился. – Надоела твоя бренчалка!
Скрипалёва всегда изумляло вот это: как далеко улыбка людей, но как близко зубы, готовые кусать.
Продолжая брать негромкие аккорды, он посоветовал:
– Кому не нравится, тот может выйти.
– Ты дождешься! Я тебя точно высажу. Без парашюта.
– Ну, это как получится, товарищ Лысак.
Отвернувшись к иллюминатору, Пашка опять стал потихоньку струны щекотать.
– Молодой человек! – Теперь возмутилась дородная женщина сбоку. – Ну, что вы, в самом деле? Хватит безобразничать! Трынь да брынь! Сколько можно?
Лицо у Скрипалёва изумлённо вытянулось.
– Да вы что? Офонарели? Я же романсы пою, а не строгаю уши матерком! – Он поднялся и неожиданно крикнул: – Эй, командир, открой ворота, мне нужно выйти! Мне тут кое с кем не по пути!
Хмуробровый «Лысак» настроился по-боевому. Отстегнув ремень безопасности, он заворочался, колыхая брюхом в чёрном свитере, и что-то зарычал, наклоняя лысоватую голову.
Скрипалёв напрягся. И вдруг заметил в кресле неподалёку вчерашнего плясуна из ресторанчика – Филиппа Тиксимовича.
Подмигнувши, будто старому знакомому, Каторжавин потянулся, треща суставами.