Когда австрийцы потребовали, чтобы Суворов, вместо того чтобы вторгнуться во Францию и вызвать там восстание роялистов и жирондистов,[166] пошел воевать в Швейцарию,[167] дело было безнадежное, и он там оказался окружен французами.[168] Суворов протестовал против этого похода,[169] но не мог повлиять на австрийских чиновников гофкригсрата (военного совета) (ему должны были подчиняться командующие войсками. – Ред.).
Потеряв в Швейцарии все свои пушки, сохранив только знамена, потеряв четвертую часть своих людей, Суворов вывел остальную армию из окружения[170] и был в Вене[171] отмечен императорскими почестями, потому что в войне против французов это был первый настоящий успех, хотя и при тактике отступающей армии.
Но ведь Суворов не мог провести ни одного своего начинания среди австрийцев и немцев. Но надо сказать, что и немцы с трудом проводили, как мы видели на примере Барклая-де-Толли, свои очень умные начинания среди русских. Так с чем же связана индукция пассионарности? Очевидно, с каким-то настроем, который является связующим этнос началом. Почему? Какая разница между русскими, французами, немцами или еще кем-нибудь? Для нас все одно, потому что мы находимся в своих пределах.
Но вот когда те же ленинградцы[172] попадают в обстановку совершенно разноплеменную, разноязычную, полиэтническую, они вдруг чувствуют – ленинградец – это свой. Потому что встречаешься с человеком, а он говорит: «Я – из Ленинграда». – «А я тебя где-то видел». – «И мне твое лицо знакомо». И у москвичей – то же самое.
Но, друзья мои, когда мы попадаем в полиэтническую обстановку, как, например, в Германии в 1945 г., где было вот так всё намешано (показывает жестами. – Ред.) – французы, итальянцы, поляки, какие-то немцы ходили, венгры, – мы великолепно чувствовали свой локоть,[173] что мы все свои. Когда в других местах – в Сибири – мы оказывались в полиэтнических условиях,[174] где были казахи, китайцы, корейцы, украинцы западные и восточные и русские, там (в исправительно-трудовом лагере. – Ред.) бригады старались формировать из своих земляков (то есть уроженцев одной местности. – Ред.). И в бараки старались поместить земляков или людей из близких к себе народов. Например, были мусульманские бараки: узбеков туда пускали, казахов и иногда татар и очень не хотели пускать поляков и западных украинцев. И наоборот.