— А ты кто? — взыграла во мне обида. — Глава опущенных?
Здоровяк тоже подавился, только смехом. Он булькнул, вытаращил
глаза. Подельники поднялись, уставились на вожака, ожидая
приказа.
Опять перестарался. Может быть, этот здоровяк и не Костыль,
боксёрскими приёмами не владеет, но их четверо, а я один, и бить
они меня все вместе будут.
Я перехватил ложку чашкой в ладонь, сжал покрепче. На крайняк,
ткну первому, кто подойдёт, в глаз черешком. Или в горло. Проткнуть
не проткну, но травмирую. Что ж за день такой, без люлей шагу не
сделать. Или здесь всегда так?
В другую руку взял пустую тарелку. В каком-то фильме видел: надо
швырнуть противнику предмет в лицо, он отвлечётся, и тут же бить
ножом, в моём случае — ложкой. И обязательно держаться возле
препятствия, чтоб со всех сторон не зашли.
Хороший сценарий, только не исполнимый. Двое обошли стол слева,
двое справа. Хочешь, не хочешь, а зажали. Я обернулся к одним,
выставил ложку перед собой, повернулся к другим. Нет, тут ни
тарелка, ни ложка не помогут. Сейчас надавят одновременно и набьют
моську до неузнаваемости.
— Привет, Гришуня. Беспредельничаешь?
Напротив остановился мужчина. Худой, как оглобля, и выше меня на
полголовы. Лицо тоже худое, хищное, сплюснутый нос, волосы до плеч.
На вид далеко за сорок, под полтос. Рубаха как у меня — клетчатая.
Он только что поел и нёс посуду на мойку.
— Шёл бы ты мимо, Гук. Тебя наши дела не касаются.
— Да мне тебя жалко. Ты же грамотный, Гришуня, читал Свод. За
провокацию можно в яму на принудиловку отправиться.
— На принудиловку? — здоровяк на секунду растерялся, но тут же
мотнул головой и вернул лицу выражение бесконечной дурости. — А кто
докажет?
— Ты совсем рехнулся? А камеры по углам нахера натыканы? —
незнакомец махнул рукой, я проследил за его жестом, но никаких
видеокамер не увидел.
— И чё мне с твоих камер? Они звук не пишут, иди, докажи, что не
он первым меня козлом назвал.
— Козлом тебя называть не обязательно, это и так все знают.
Важно другое. Ты уверен, что не пишут?
— Все так говорят, — в голосе Гришуни появилась
неуверенность.
— За что ты так Контору не уважаешь? Тебе лапшу на уши повесили,
и ты её с гордостью носишь. Умывайся иногда, дорогой.
Здоровяк сжал кулаки, но в драку лезть не спешил, и напоминать
незнакомцу, что у того клетчатая рубаха тоже не торопился.