– Первых с «Осляби», потом с «Буйного», затем мы.
Спасаться? Но – как? Шлюпки и катера давно разбиты.
– Выносить раненых наверх, вязать их к койкам и выбрасывать за борт, – распоряжался Блохин с мостика.
Коковцев попрощался с офицерами крейсера, на палубе его придержал молодой матрос с приятным лицом. Даже козырнул:
– Ваш высокобродь, а что дале-то будет?
– Я бы сам хотел знать это, братец… Ранен?
– Бог миловал, – отвечал матрос. – Ошалел, это верно.
– Помоги мне… можешь? Вместе выкупаемся.
– Как не понять? Вместях завсегда веселее…
Над ними, упавшими в быстробегущую воду, тяжело и мощно промчало крейсерский корпус. Вынырнув, Коковцев увидел, что японцы спускают шлюпки, а все море усеяно головами людей, плывущих к Дажелету. «Дмитрий Донской», кажется, уже сбросил давление в котлах, он качался на большой глубине, впуская в себя через кингстоны забортную воду. Его мостик по-прежнему был заполнен офицерами – они уйдут последними… Неистовый кашель удушал Коковцева после того, как он заглянул во впадину бездны, где так темно и жутко (и где, может быть, уже навеки затих его сын). Матрос вцепился во флаг-капитана, усердно его поддерживая, орал прямо в ухо, сочувствуя:
– Сблюй!.. Сблюй – легше станет, трави, трави, трави…
Волна несла их на пенистых плюмажах гребня, потом сбрасывала пловцов куда-то низко, и в эти моменты Коковцев не различал ничего, кроме водяных стен, окружавших его. Японцы со своих кораблей старательно светили прожекторами, отчего море, и без того мрачное, казалось еще ужаснее.
– Как зовут? – спросил Коковцев, чуть отдышавшись.
– Бирюков я… Пашка… гальванер… мы-то рязанские!
Волна несла дальше, то вздымая наверх, то погружая в глубину, и Коковцев сорвал с ремешка именные часы.
– Ты моложе меня, – сказал он Бирюкову. – Может, и доплывешь до Дажелета, а я… возьми! Держи часы…
Бирюков, словно он сошел с ума, дико захохотал.
– Да куды ж я опаздываю? – спросил Пашка, длинной струйкой выпуская изо рта лишнюю воду. – На што мне в ваши часы глядеть? Или уж остатние минутки считать? Ха-ха-ха…
– Слушай… не дури! Коли спасешься, отдай часы сыну моему… Никите Коковцеву! Запомни и адрес, братец: Петербург, Кронверкский… дом со швейцаром. Я там живу… там я жил!
Бирюков перехватил часы, волна тут же разорвала их руки, офицера повлекла в одну сторону, матроса в другую.