Наш отряд шёл вытаскивать королевского сына из западни. Он,
вместе со своей бандой, забаррикадировался в старом борделе и
отчаянно названивал отцу каждые пять минут. Час назад звонки
прекратились.
Майор потёр лоб. Домов просил сон, а не истории из
жизни.
Мы подходим к зданию борделя. Вокруг тишина, только мухи
тревожно жужжат. Выбеленная стена вся в дырках от пуль и заляпана
кровью. Дверь сорвана с петель. Внутри ничего не видно, много дыма.
Очень не хочется идти туда. Но мы заходим. Сразу упираемся в
деревянную сцену. К пилону привязаны девушки. Трое. Головы
отрублены и положены на колени. Вот только глаза их открыты. И
смотрят на меня. Глаза живые. Я хожу по залу, а они следят за мной.
Даже спиной чувствую.
Слышу шум на втором этаже: сектанты. Уже сбегают по
лестнице. Падаю за сцену и одновременно стреляю. Мои товарищи тоже
открывают огонь. Но сектантов много, очень много. Они вываливаются
с лестницы словно лавина, ещё и ещё. Я не хочу становиться
очередной статуей без головы, поэтому до боли стискиваю автомат и
стреляю, стреляю в этот огромный ком из человеческих тел, рук,
голов. Вдруг всё прекращается. Лавина взрывается изнутри, заваливая
помещение кусками тел. Тяжело дышать. Горло сдавил пороховой дым.
Или страх? По сторонам стараюсь не смотреть, но чувствую – глаза
мертвецов следят.
Поднимаемся на второй этаж. Сектанты здесь уже успели
поразвлечься. В центре большого зала свалены в кучу телохранители
нашего «сынка». На стенах нарисованы разнообразные религиозные
символы. В одной из комнат всё-таки находим нашу цель. Сектанты
добрались и до него. Руки отрублены и сложены в виде креста на
груди. Лицо и торс тоже размалёваны каббалистическими знаками. Папу
ждут очень неприятные известия.
Я смотрю на это всё с непонятной мне отрешенностью. И тогда,
и во сне, я не верю, что люди способны на такое, это даже не
зверство, такому нет слов в человеческих языках.
Последнее, что помню. Девушка, совсем ещё маленькая, лет 13.
Она лежала в одной из комнат на нарисованном на полу рисунке.
Сектанты намалевали у неё на груди какой-то символ, а на голову
надели бычий череп. Она смотрела на меня сквозь глазницы и пыталась
ручонками вытащить огромный мясницкий нож из груди. Я смотрю на
слезинки, скатывающиеся из-под черепа по пепельно-серой коже. А
потом смотрю ей в глаза и проваливаюсь в них, как в тоннель. И
просыпаюсь.