А потом начинается мое схождение в ад, вознесение к небесам и вообще черте что.
Его губы смыкаются на моем соске, и пружина в животе начинает вибрировать. Глеб стонет, но его стон больше похож на голодный рык. Его губы и язык творят с моим телом ТАКОЕ..., о чем я не слышала никогда даже от своих очень просвященных подружек. Хочется биться в сильных руках моего сладкого мучителя, который прижимает меня своим телом к пушистому ковру.
- Не дергайся,- тихий шепот в мой пупок, заставляет послушаться. Я вообще, в последнее время стала страшно покорной. Но сейчас мне и не хочется спорить. – Детка, я хочу попробовать тебя на вкус. Думаю ты слаще чертова салата.
Что он имеет в виду? Далась ему эта мерзкая овощная мешанина. Мысли мечутся в голове, словно белки. Но когда его язык проникает в меня, все вокруг исчезает, расплывается, превращаясь в приторную, липкую патоку, в которой я, как муха в ловушке. И мне не выбраться ни за что, потому что это великолепно, восхитительно и очень греховно. Что он вытворяет? Бешенный танец языка, вылизывающего мои складочки, играющего с клитором. Наверное я все же умру, в лапах этого нечестивца. Но как умру...? От удовольствия. Это ли не мечта каждого сумасшедшего в психбольнице? А именно туда мне и дорога после игр Глеба Золотова с моим телом.
И пружина уже готова рвануть, когда Глеб отстраняется. Я готова его убить. Вцепиться зубами в жилку, напряженно бьющуюся на мужской шее. Но вместо этого разочарованно стону.
- Ты разрывная граната. Огненная,- шепчет мужчина, разводя в стороны мои колени сильными руками. Мне снова становится страшно. Но сумасшедшее возбуждение, все равно берет верх над инстинктом самосохранения. Природа большая шутница, расставляет странно приоритеты.
- Я никогда...- тихо шепчу, но кто бы меня услышал. Глеб переворачивает меня на живот. Господи, он что делает? Я чувствую резкую боль в ягодице. Он что меня укусил? Подонок, извращенец. Гад. Да я...
Неуспеваю придумать кары моему мучителю. Потому что он резко приподнимает вверх мои бедра, заставляя встать на колени. И теперь я начинаю осознавать, что сбежать уже не удасться, что шутить со мной никто не собирается. Липкий страх, гуляющий по венам, сменяется полным бессилием, когда я чувствую как в мое лоно медленно, по – хозяйски, проникает чужая плоть, растягивая, заполняя, лишая разума.