Впрочем, о той говорили многое, во
что свято верили, а потому отделить правду от вымысла было сложно
даже Норме.
Карета захлопнулась, как мышеловка,
покачнулась и поехала. Стиснутые на одном сидении, геммы ерзали,
пытаясь уместиться.
— Не буду даже спрашивать, где вы
четверо таскались, — заявила Рахель таким тоном, будто именно что
требовала полного отчета в каждом действии за последние двое суток.
Но все же продолжила: — Меня не волнует, чем вы там заняты по
поручениям того увальня, полицмейстера. Сейчас есть задача
поважнее.
— Госпожа куратор, — с самой мягкой
из арсенала своих улыбок начал Илай.
— Приказа открывать рот не было,
кадет. Ах, да, вы ведь теперь не кадеты, а служащие сыска, — она
криво ухмыльнулась. — Не обольщайтесь. Церковь Святых Серафимов
всегда будет стоять за вашим плечом, и, когда понадобится, вы
должны прийти на ее зов. Немедля. Безропотно и со всей возможной
благодарностью.
Геммы одновременно склонили головы,
чтобы продемонстрировать покорность. Лишь бы только не смотреть в
алые глаза Палача.
Лес при известном усердии тоже
однажды сможет называться Рубином, но его яшма изначально была
другой — теплой, вишнево-ягодной, живой. Из глазниц Рахели на них
смотрели кровавые стекляшки.
— Теперь, когда мы прояснили, кто у
кого на поводке… — Рахель откинулась на спинку сидения и вытащила
из-за пазухи несколько бумаг, перевязанных бечевкой и скрепленных
сургучом. — Октав, приступай к своим обязанностям. Хоть это ты
можешь?
Если бы Норма могла, она бы тихонько
присвистнула: кому-то крепко прищемили вельможный хвост.
Октав невозмутимо поправил монокль и
отработанным движением сломал сургуч. Этим жестом он как бы
говорил: никто прежде не читал этих бумаг; все, что они содержат —
секретно.
— «Прямым приказом Его Святейшества
Диаманта, при посредничестве Круга Глиптиков, отрядить геммов
четвертого поколения для поисков Катерины Дубравиной, девицы
семнадцати лет. Сословие дворянское, наследная графиня. Рост и
внешность неизвестны. Детали выяснить самостоятельно. Цель: девицу
найти, живой и невредимой передать уполномоченному представителю
Внутренней Церкви Святых Серафимов. Ослушание наказуемо», —
похоронным тоном закончил Октав и поднял глаза от бумаги. В
полутьме кареты он казался тенью Рахель. — Вопросы?
Норме как никогда прежде требовалось
переговорить с Илаем, но тот, как назло, упорно молчал — и вслух, и
в мыслях. Или он сейчас переговаривался со своим любезным Октавом?
В таком случае, лучше бы ему выяснить хоть что-то полезное.