— Мораг, я сколько лет прошло с гибели Эйвы?
— Двести лун.
— Лун? — с недоумением переспросила, окончательно запутавшись, —
а лун это сколько?
— Семнадцать лемов, — улыбнулась ведунья, предупреждая мой
следующий вопрос, ответила, — в леме двадцать четыре дня. Ты как
ребёнок, приходится объяснять то, что дети учат в три луны.
— Угу, — задумчиво кивнула, мысленно повторяя услышанное.
— Тебя проводить в угол?
— Нет… да, — смущённо улыбнулась, чувствуя себя неловко, но сил
подняться не было.
— Завтра воду нагрею и печь пожарче протоплю. В мовницу рано
тебе ещё, но грязь с тела смыть надо, сразу легче станет.
После небольшой прогулки до угла и обратно, на которую ушли все
мои силы, я с тихим стоном опустилась на кровать. Выпила очередной
отвар, на этот раз с приятным ароматом чабреца, через пять минут
осоловелым взглядом смотрела в небольшое окно, наблюдая, как парят
белые пушистые хлопья, незаметно уснула.
— Эта от кашля, две ложки в кружку сыпешь и тёплой водой
заливаешь, пусть ночь и день настаивается.
— А эта?
— Дурман, — ответила Мораг, чуть помедлив, — женщинам даю, когда
дитё долго идёт. Воинам с ранами тяжёлыми... осторожно с травой
надо.
— Эта чтобы дёсны не болели? — спросила, уводя разговор от
опасной травы, заметив нахмуренный взгляд ведуньи. Мне не хотелось
сердить или давать повод плохо обо мне думать единственному
человеку, который не смотрит на меня с ненавистью в этом странном
мире.
— Полоскать отваром надо, — улыбнулась старушка, продолжив
обучать меня травоведению, я же всё старательно запоминала,
полагая, что эти знания мне пригодятся. Да и чем ещё заняться в
маленькой избушке ведуньи? Кроме как изучать травы, выспрашивать о
мире Эрин и людях, живущих здесь и понемногу расхаживаться.
Прошло ещё три дня. Каждый я отмечала хвоинкой, воткнутой в мох
между брёвен, со страхом ожидая выхода на улицу. Уверенная, что там
за дверью тёплой избушки Мораг, меня встретят нерадостно.
Достаточно вспомнить насупленные мохнатые брови мужчины, зашедшего
к Мораг за сбором трав от болей в животе. Или кривую злобную
ухмылку парня лет семнадцати, принёсшего ведунье молока и замёрзший
кусок мяса.
— Эйва, брось в котелок крупу, — прервала мои мысли старушка,
измельчая в ступе горсть семян.
Где лежит мешок с крупой, я уже знала, молча кивнула, осторожно
поднялась на ноги, стараясь не делать резких движений, иначе снова
закружится голова. Я прошла к небольшому ларю, вытащив из него
тканевый мешок с гречкой, высыпала две горсточки на стол, принялась
выбирать из неё мусор.