Продавать в рабство живых людей тоже не слишком-то хорошо.
Выйти через дверь я не решаюсь. Путь в жилое крыло лежит через холл, а там всегда дежурит Горго. Лезу в окно.
Второй этаж, но каменный карниз шириной почти в двадцать сантиметров мне в помощь. Крадусь мимо освещенных комнат. Из приоткрытого окна доносится стон - вечер в разгаре, а “фея” популярное местечко среди лучших людей Арса. Я пробираюсь по карнизу, стараясь не смотреть вниз - потолки здесь по три с половиной метра, упаду - ушибами не отделаюсь. По улочке проезжает конный экипаж, и я замираю, молясь, чтобы кучер не поднял взгляда. Даже в темноте белые панталоны вызывающе бросаются в глаза на фоне стены.
Уфф, обошлось.
Добираюсь до крытого перехода и спрыгиваю на покатую крышу. Черепица хрустит под ногами. Сползаю вниз по водосточной трубе и юркаю в жилое крыло через черный ход.
Повезло. Рабочий вечер в разгаре, комнаты пустуют. Я надеваю простенькое коричневое платье. Память тела включается сама, руки уверенно затягивают шнуровку на груди. Снимаю несколько монет, чтобы не светить всем капиталом, если потребуется что-то купить, и надеваю связку денег на шею, как ожерелье.
Натягиваю полосатые чулки, застегиваю пряжки туфель, потрошу портмоне и прячу купюры в потайной карман, пришитый к нижней юбке. Кажется, это большие деньги. Даяна столько в глаза не видела.
Документы… у Даяны их нет. Хозяйка борделя обещала сделать, когда отработает свой долг. Пока же на прогулках по городу “феечка” показывала полицейскому патрулю брошку в виде затейливой розы.
Брошка сияет и переливается алым. Это не отраженный свет газового рожка, он идет как будто изнутри. Я зачарованно протягиваю к ней руку.
“Магия, - подсказывает чужая память. - По ней всегда можно найти девочку”
Отдергиваю руку. Ну уж нет, такого добра мне не надо. Хотя…
Пригодится.
Сваливаю еще пару платьев и белье на покрывало, делаю скатку и пристраиваю за спиной, на манер рюкзака. Больше брать нечего. Сбережений у Даяны нет, заработанные деньги отбирала мадам - в счет “долга”, а скопленная из чаевых заначка давно ушла на зелье.
Кстати, зелье…
При виде трубки рот наполняется горькой слюной. Это тело помнит, как хорошо и легко становится после хашимы, и сейчас руки сами тянутся к привычному утешению. Я до крови прокусываю губу, швыряю трубку на пол и ломаю прицельным ударом каблука.