Хорошо, домом не промахнулся, а то случилось бы, как в прошлый раз, когда барин громко вломился на дачу адвоката Милютина, насмерть перепугав его нервическую супругу. Пришлось затем отослать корзину с цветами и извинения, ибо Милютин грозил мировым судом.
Бывало в прежние времена граф Алексей Григорьевич кутил с византийским размахом, легенды о его похождениях ходили по обеим столицам, но беспросветному пьянству, как нынче, все-таки не предавался – знал меру. Рассудительный Прохор обоснованно подозревал, что виновны в этом новые приятели барина, публика сомнительная, праздная и распущенная, рядом с которой молодые гвардейские офицеры (этих Прохор насмотрелся в достатке) покажутся едва ли не соловецкими монахами-схимниками.
Теперешних друзей его сиятельства камердинер открыто не одобрял, высказывал свои мысли прямо и без обиняков, получая в ответ от графа беззлобное и ленивое «Молчи, дурак, не твоим разумом судить!». Камердинер в свою очередь начинал ворчать, что раз уж его сиятельство скучают, хорошо бы в Крым поехать, а еще лучше за границу – все больше пользы, чем от каждодневного бражничанья с этими шутами гороховыми, незнамо отчего считающих себя литераторами. Футуристы-символисты – чего только не выдумают, прости господи!..
Надо сразу сказать, что Прохор Вершков был грамотен (как выражался барин – даже слишком грамотен, шельма!), поскольку воспитывался в господском доме, а его родная бабка, Зинаида Никифоровна, состояла в нянях батюшки Алексея Григорьевича еще до Манифеста 1857 года, да так и осталась при тверском имении графа до самой смерти. Прошку же приставили к юному наследнику рода перед отправлением последнего в Петербург, в Пажеский Его Императорского величества корпус, и вот уж на протяжении неполных семнадцати лет он неотлучно находился при его сиятельстве в роли денщика, камердинера, секретаря и верного оруженосца.
– Вот что с ним теперь?.. – повторил Прохор, мрачно созерцая барина, широко развалившегося на дощатом полу клети, разделявшей открытую веранду и комнаты. В прохладном воздухе густо пахло винными парами. – Да и ладно, если под Мукденом не замерзли, то здесь и подавно ничего не сделается!
Конечно, можно попробовать перетащить его сиятельство в кабинет, но во-первых, Алексей Григорьич спросонья по обыкновению начнет бузить, не понимая, где находится, и не узнавая Прохора, а во-вторых, горб не казенный: одно дело, если б заболел, и совсем другое – неумеренное винопийство.