Лиза завизжала.
Ее визг будто придал машине сил. «БМВ» рванул вперед так, что на спидометре не осталось отметок, и физические законы взяли все-таки верх над законами жанра: многострадальное Светино сердце по мощности уступало мотору «БМВ». Рев мотоциклетного мотора взмыл наивысшей нотой – и вдруг оборвался взрывом. Взметнулся столб огня, взлетело в утреннее небо одинокое колесо, и где-то далеко-далеко завыла милицейская сирена.
* * *
– А кто кормит кота, когда вас нет? Рыжика?
– Домработница, конечно. За Рыжика не волнуйтесь – я этого гада Дениса кормить и баловать буду до глубокой старости.
Маленький костерок, разложенный среди леса, горел экономно и чисто, цедил дымок и потрескивал ветками. Лиза и Горохов сидели по разные его стороны, Горохов на пне, Лиза на свернутом одеяле.
В придорожном деревенском магазинчике им удалось купить минеральной воды, хлеба и колбасы, но потреблять эту колбасу без предварительной термической обработки Горохов не рискнул и теперь жарил колбасные колечки на острие шпаги. Что до Лизы, она испытывала чувство, противоположное голоду, – тошноту.
– Вы обещали рассказать о Хозяине.
– Вряд ли у меня получится. Я не могу сказать, что такое Хозяин, но точно знаю, чем он не является. Он не судья, не помощник, не палач, не надзиратель, не нянька, не фея, не демон. Он появляется, когда захочет. Иногда заглядывает каждый месяц, иногда не показывается по году. Как вы понимаете, в городе вечно неспокойно, полно завихрений, перерожденцев, теней, отражений. Бывает, и вещи похаживают. Но единственное, что может вывести Хозяина из себя, – натуральные люди, лишенные мотивации к жизни. Здоровые, благополучные, но вылинявшие и слабые, без воли и радости. Я знаю как минимум один парковый питьевой фонтанчик, который раньше был неопрятным студентом и повстречался Хозяину в темном переулке…
– Он превратил студента в фонтанчик?
– Он не превращает, он преобразовывает.
– Еще Игорь, – содрогнувшись, вспомнила Лиза.
– Какой Игорь?
– Тот парень, что сидит в обменной будке на остановке трамвая, он ведь всегда там сидит, посажен навечно. Он врос в свою будку, как…
Она запнулась.
Пережитый кошмар возвращался реже и слабее, будто затухало движение маятника. Но произнеся слово «врос», она тут же вспомнила Свету, похожую на экспонат кунсткамеры: голые руки вместо руля, рама из обнаженных костей и напомаженные губы, натянутые вокруг фары.