— Э-э-э! Картриджы не казенные!
— А кто тебя заставлял сразу всю базу в голову пихать? Это все
ваша жадность москальская…
— Чё сразу жадность, там просто база небольшая. Чё ее
делить-то?
— Кхэм! — обозначил свое присутствие ведущий.
Взгляды обоих членов команды скрестились за кадром.
— Простите, что прерываю, но, может, все же начнем?
— Да, простите, — кивает пилот. — Мы немного увлеклись.
— Сегодня мы хотели бы спросить вас о Денисе.
Леонид и Захар переглянулись.
— Для начала мы бы хотели узнать, как Денис попал в капсулу для
заморозки?
Леонид вздохнул и принялся рассказывать первым:
— Денис был военным. Но не просто военным, а… — толстячок
запнулся, словно подбирал слова. — Настоящим военным. Он управлял
бронированной машиной с крупнокалиберным пулеметом. У нас они
назывались «БТР», ну иногда их еще называли «коробочка».
— Погодите, а разве в вашем времени существовали… ненастоящие
военные?
— Были и такие, — кивает техник. — Вроде образование, вроде
форма и погоны, а к войне отношение имеют номинальное, да и в
военных действиях участвовали заочно.
— А Денис?
— А Денис войны хлебнул так, что она ему «полбашни снесла», —
последние слова техник говорит на русском.
— Что значит «полбашни?
— Это значит, что после попадания противотанкового снаряда он
просыпается в госпитале через неделю. Нижняя челюсть у него висит
на коже, дышит за него аппарат, в голове пять осколков. Три глубоко
в мозгу и еще два в основании черепа застряли. Как выжил — никто не
знает, — Леонид разводит руками и добавляет: — В то время не было
ни реанимационных капсул, ни наномодулей – ничего. Все руками
делали. Это и называется «полбашни».
— Он должен был умереть. И не раз. С такими травмами не живут, —
вмешивается Захар. — По крайней мере, не в то время… А он выжил,
еще и восстановиться умудрился… Почти.
— Почему почти?
— Осталась эпилепсия, правая рука так и висела засохшей клюкой.
И ходить у него получалось по стеночке, кружилась голова.
— А как же он тогда попал в капсулу? Он же мог довольно долгое
время спокойно жить…
— А вы считаете, что это жизнь? Когда донести задницу до туалета
— это словно марш-бросок на десять километров? Его же еще и
припадки периодически мучили. И это все при молодой жене и
трех детях.
— Кому как, — усмехнулся Леня. — По мне — это выживание. Пускай
мы оба давали присягу, пускай мы оба любили свою родину, но я не
уверен, что смирился бы, если бы со мной произошло подобное. На
глазах у жены и детей учиться заново дышать, заново глотать, ходить
и все равно остаться догнивающим полутрупом.