«Ему оскорбительна была эта француженка, вся составленная, казалось, из чужих волос, poudre de riz и vinaigre de toilette. Он, как от грязного места, поспешно отошел от нее»[26].
А Стиве француженка понравилась. Но у Стивы была и пассия в московском Большом театре, танцовщица Маша Чибисова. Для нее он передавал «коральки», когда родным детям на шубки не хватало. Уже за одно это балет в мире Толстого следовало стереть с лица земли. Хороший, нравственный человек любить балет не мог.
До каторги, в 1840–1843 годах, Достоевский – завсегдатай петербургского Большого. Доктор А. Е. Ризенкампф в воспоминаниях сетовал на неумение своего юного друга обращаться с деньгами, которые поглотили слишком дорогая квартира на Владимирском, «Минушки, Клары, Марианны». И балет.
Балет начала 1840-х, который влюбил в себя Достоевского, еще был окрашен светом заходящей звезды Марии Тальони. В 1837 году она приехала в Петербург и подписала контракт на пять лет. Первые же ее спектакли смели со сцены последние руины эпохи Дидло (или, в переводе на общекультурные понятия: балета пушкинской поры).
Легчайшие неуловимые пуантовые танцы, длинные газовые юбки, венки из роз, целомудренная сдержанность манер, мечтательное выражение лица – Тальони в чопорном и ханжеском Петербурге произвела сенсацию: восхищаться ею можно было без ущерба для репутации.
Русские танцовщицы дружно бросились подражать знаменитости. Особенно ее пуантам. То был еще даже не танец на кончиках пальцев, а просто подъемы «на носочки», эдакие цезуры в стихотворной строке танца.
В Петербурге поджимали губы, когда Тальони стала готовить роль баядерки в новом балете. Как огня боялись непристойного. Но Тальони вышла, и в Петербурге с облегчением выдохнули, согласившись: мир еще не видывал баядерки столь приличной. А некоторые балетоманы ныли (в узком, конечно, кругу), что петербургские солистки на одно лицо: все какие-то курносенькие, опрятные, без излишеств, одну от другой не отличить. В это время Достоевский тратил на билет последние деньги.
Потом в его жизни изменилось многое. Петербургский балет тоже изменился.
На фотографиях труппы второй половины XIX века мы видим полногрудых, глубоко декольтированных матрон. Лямки лифа чуть не лопаются под арбузной тяжестью. Грузные гузна, жирные предплечья, стиснутые золотыми, не бутафорскими браслетами; подол подколот, виден краешек упитанной ляжки. Таков петербургский кордебалет.