Jouanjan O. (2005). Une histoire de la pensée juridique en Allemagne, 1800–1918: idéalisme et conceptualisme chez les juristes allemands du XIX>e siècle. Paris: PUF.
Krukones J. H. (1987). To the People: the Russian Government and the Newspaper Sel’skii Vestnik («Village Herald») 1881–1917. New York: Garland.
Neuberger J. (1996). «Shysters» or Public Servants? Uncertified Lawyers and Legal Aid for the Poor in Late Imperial Russia // Russian History/Histoire Russe. Vol. 23. № 1–4. P. 295–310.
Pomeranz W. E. (1993). Justice from Underground: the History of the Underground advokatura // Russian Review. 1993. Vol. 52. № 3. P. 321–340.
Pomeranz W. (1996). Legal Assistance in Tsarist Russia: the Saint Petersburg Consultation Bureaus // Wisconsin International Law Journal. Vol. 14. № 3. P. 586–610.
Steinberg M. D. (2001). Voices of Revolution, 1917. New Haven: Yale University Press.
Tissier M. (2007). Malaise dans la culture juridique libérale en Russie après 1905: «pédagogie des libertés» et éducation au droit // Cahiers du Monde russe. Vol. 48. № 2–3. P. 185–208.
Wortman R. S. (1976). The Development of a Russian Legal Consciousness. Chicago: The University of Chicago Press.
Глава 4. Как писать в газету: язык и власть на заре советского публичного языка[72]
Катриона Келли
Язык и власть: постановка проблемы
В знаменитой статье «Политика и английский язык» (1946) Джордж Оруэлл соотнес вопросы свободы слова с вопросами стилистики. Писать туманно и невнятно, как он считал, служило способом скрыть истинное значение вещей от слушателей и, соответственно, было и формой политической манипуляции, «промывания мозгов»:
Когда видишь на трибуне усталого болтуна, механически повторяющего привычные фразы: звериный оскал, железная пята, кровавая тирания, свободные народы мира, встать плечом к плечу, – возникает странное ощущение, что смотришь не на живого человека, а на манекен, и это ощущение обостряется, если свет падает на очки оратора так, что они превращаются в пустые белые диски, за которыми как будто нет глаз.
Как заключил Оруэлл, «если мысль уродует язык, то язык тоже может уродовать мысль». Такого рода проблемы были характерны, по его убеждению, не только для английского языка: «Я полагаю – это догадка, которую мне подтвердить нечем, – что немецкий, русский и итальянский языки испортились за последние десять-пятнадцать лет из-за диктатуры [Оруэлл 2003; курсив оригинала].