Одеяла упали на пол. Мир расплывается, будто сбили резкость, в ушах звучат звуки иных измерений. Глаза закрываются, мысли куда-то плывут, воспоминания остро колют в самое сердце.
Я знаю его.
Я изо всех сил пыталась не думать о нем.
Я старалась забыть его лицо.
Я хотела забыть эти синие глаза, но я знаю его, я знаю его, я знаю его. В последний раз я видела его три года назад.
Я никогда не могла бы разлюбить Адама.
А он забыл меня.
Я помню телевизоры, камины, фаянсовые раковины. Я помню билеты в кино, парковки, фургоны для перевозки мебели. Я помню парикмахерские, каникулы, оконные жалюзи, одуванчики и запах горячего асфальта на шоссе. Помню рекламу зубной пасты, женщин в туфельках на каблуках, стариков в деловых костюмах. Помню почтальонов, библиотеки, мальчишечьи рок-группы, воздушные шары и рождественские елки.
Я помню, что, когда мне было десять лет, мы не могли уже выдерживать нехватку еды. Все так подорожало, что невозможно было позволить себе жить.
Адам со мной не разговаривает.
Может, это и к лучшему. Может, бессмысленно надеяться, что мы будем друзьями. Пусть лучше думает, будто я недолюбливаю его, чем знает, что он мне нравится. Слишком нравится. Он скрывает многое – наверное, болезненные воспоминания, но его тайны пугают меня. Он не говорит, за что он здесь. Хотя и я мало что говорю ему.
И все же, все же, все же…
Вчера вечером память о его объятиях пересилила ужас еженощных криков неведомых узников. Тепло добрых рук, призывающих держаться, сила молодых мышц, облегчение, окончание стольких лет одиночества. После такого дара я перед ним в неоплатном долгу.
Тронуть Джульетту почти невозможно.
Никогда не забуду ужас в глазах матери, муку на лице отца, страх, навсегда врезавшийся в их черты. Их ребенок был оказался чудовищем. Одержимым дьяволом. Проклятым. Адским отродьем. Неведомой мерзостью и гнусью. Лекарства, анализы, рекомендации врачей не помогли. Перекрестный допрос психологов ни к чему не привел.
Она – ходячая бомба, говорили учителя. Мы никогда с таким не сталкивались, сказали врачи. Ее нужно убрать из вашего дома, сказал полицейский.
Да нет проблем, сказали мои родители. Мне было четырнадцать, когда они избавились от меня. Стояли и смотрели, как меня вытаскивают из родного дома за убийство, которое совершилось абсолютно помимо моего желания, воли или знания.