Если бы речь шла только обо мне, я и секунды б не думал. Плюнул
бы в бородатую рожу родственника-маразматика (фигурально), пожелал
бы удачи молодым да и двинул бы по азимуту, куда глаза глядят: мир
большой, руки-ноги есть, голова варит.
Опять же, фамилия и герб со мной. Они дорогого стоят, хотя
руками того не пощупать. Просто чувствуют это, видимо, не все
людишки, даже если вон, в возрасте.
Сама внебиржевая конвертация активов в исполнении деда у меня
вызывает массу скептических вопросов, но не мне его учить. Решил он
нерушимую скалу Родового Герба с эполетом предка на горячую воду да
трубу к ней сконвертировать - его дело.
По выгодному, как он думает, курсу. Ну не мила ему больше шляпа,
которую Ржевские перед самим монархом никогда не снимали. Бывает,
чё.
Без меня. Я такую сделку удачной не считаю (как и котировку -
верной).
За моей спиной теперь две девицы, которые полностью на меня
понадеялись, раз. Обязательства предшественника, подтверждённые
Словом Ржевского, два.
Бывают в жизни вещи и поважнее горячей воды на момент времени,
чё. Хоть они и в наследство с телом предыдущего мудака порой
достаются.
- Ты ж не гусар, - роняет старик грустно, по-прежнему отводя
взгляд.
- Зато я ещё Ржевский, в отличие от некоторых. Прости, что на
горячую мозоль встал, - спохватившись, хлопаю родственника по
плечу.
Он, конечно, хорохорится по причине молодых сисек в окне, но по
глазам пожившего человека заметно: за его напускным оптимизмом
скрыта бездна отчаяния.
Отказ от фамилии легко ему не дался, что бы он ни говорил вслух.
Передо мной тоже чувствует себя безмерно виноватым.
Хотя, положа руку на сердце, где-то дед по-своему прав - мой
предшественник был ещё тот опё***л.
Третий пункт, если глубже поглядеть. Он не род спасти решил,
поскольку его отказ от фамилии - автоматический роду приговор (если
я за ум не возьмусь, но как раз этой надежды у родича-то и не
осталось).
Ржевский-Барсуков хотя бы память о родовой фамилии, возможно,
сберечь собирался: на Диме Ржевском крест поставлен был далеко не
сразу. И не легко. И было из-за чего, положа руку на сердце.
- А я уже Барсуков, мне попросить теперь не зазорно! - заводится
старик, явно гневающийся на себя самого. - Что скажешь? Попросить у
них денег? Сколько тебе надо для полного счастья?
Сказать ему, что ли, "три двадцать два"? Или даже "шесть сорок
четыре"?