Как-то раз, мы с
мамой – я еще маленький был – поехали к родственникам в Горный
Алтай и там попали в знаменитое Чуйское землетрясение. Меня как раз
уложили спать, когда произошел первый толчок. Трясло так, что я
слетел с койки, со страху намочив штаны.
Вот и сейчас мне
показалось, что я попал в эпицентр землетрясения. Тряска, не
уступавшая тогдашней Алтайской, вдобавок сопровождалась криками:
Дан, просыпайся! Немедленно просыпайся, беда!
Я подскочил на
своем ложе, чуть не сбив с ног Ноэль, которая, сидя на корточках,
что есть сил, трясла меня за плечи. Наши лица оказались
рядом.
– Беда! –
девушка с крика почему-то перешла на шепот, обдавая меня жарким
дыханием. – Дан, тебе надо бежать! Немедленно! Да вставай же ты,
увалень неуклюжий! Беги! Сейчас же! – говоря это, она не
переставала меня трясти.
– Да подожди ты!
– бормотал я спросонья, с трудом освобождаясь от ее цепких рук. –
Куда бежать? Почему? Что случилось? Да не тряси ты, больно
же…
– Извини, я
забыла про твою рану! – она сразу убрала руки. – Понимаешь, кругом
полно стражи! Храмовники… они кого-то ищут. Я думаю: они ищут
тебя!
Я вскочил,
бестолково засуетился, пытаясь стоя натянуть башмаки, а Ноэль
подбежала к двери и осторожно выглянула наружу. Когда она
обернулась, ее наполненные страхом глаза, казалось, занимают пол
лица.
– Что там? –
упавшим голосом спросил я, заранее зная ответ.
– Они уже
здесь…
Выругавшись
по-русски матом, я подбежал к двери, и мы стали смотреть в щель
вместе. Открывшаяся моему взору картина, глаз не радовала. Двор был
полон красно-синих мундиров и черных плащей. Заливаясь злобным
лаем, рвались с цепи собаки Ухра, им вторили псы, приведенные
незваными гостями. Тут же маялся сам дед Ухр. Его подвели к
огромной черной фигуре. Жрец, превосходил щуплого старика на две
головы, к тому же, росту ему добавлял остроконечный
капюшон.
– Уймите собак!
– скомандовал храмовник. Я узнал этот сочный бас и что-то там у
меня внутри мелко затряслось. Это ему я засветил крученой палкой в
рожу. Палка, кстати говоря, была при нем. Как выполнили его приказ,
мне в щель было не видно, но заливистый лай, вдруг сменился
жалобным визгом, а там и вовсе стих. Тут же унялись и пришлые
собаки.
Ноэль, которой
видно было больше, чем мне, ахнула и прикрыла рот
ладошкой.
– Убили… – с
дрожью в голосе прошептала девушка, – Барбика и Жуку… я же их со
щенков растила, – она повернула ко мне лицо, в глазах стояли слезы.
– Зачем?