Лежа в кровати, Кирилл нашел в заметках в телефоне адрес и
телефон Николая Всеволодовича, некогда списанные с визитки. Может
быть, в самом деле ему позвонить?
С одной стороны: а чем он может помочь? Заберет Кирилла отсюда?
Но ведь его никто здесь силой и не держит. Он может уйти – хоть
прямо сейчас. Его удерживают не стены и даже не капсула.
Его держит его собственная гордость, нежелание признать свое
поражение, любовь и злость, переплетенные между собой, словно две
светящиеся нити из ткани реальности.
А с другой стороны: что он теряет? Даже если Николай
Всеволодович ничего не сможет для него сделает, то хотя бы
выслушает.
При всем своем фанфаронстве и цинизме, Николай Всеволодович, по
крайней мере, выглядел живым человеком, а не энтомологическим
экспонатом, как Арсений из Фонда. Может быть, он хотя бы
посочувствует Кириллу? А если подскажет какой-то необидный выход из
положения – тем лучше.
В конце концов, Кирилл, похоже, будет не первым, кто обратился к
нему с такой проблемой. Говорил же он еще тогда про «промытые
мозги». Значит, уже что-то знал о том, что происходит в этом
Институте.
Может быть, Кириллу в самом деле просто «промыли мозги», и он
именно поэтому не видит какого-то очевидного выхода? И ни Соня, ни
Артем, ни прочие не могут ему его подсказать, потому что их мозги
тоже промыты?
В конце концов, разве не похоже все это на какой-то горячечный
бред? Какая-то Дурга, которая решает, кому жить, а кому умирать.
Какой-то Лабиринт, в котором нужно искать неизвестно что.
Деструктивные сущности, тянущие свои щупальца в нашу реальность.
Рассказать об этом психиатру – у того и сомнений не возникнет в
том, что ты его клиент.
Если так, то ему должен помочь взгляд со стороны. И никто лучше
Николая Всеволодовича, который уже в курсе происходящего здесь, с
этим не справится. Отцу или еще кому-то из родных придется
рассказывать всю историю с самого начала, а она настолько
невероятна, что, пожалуй, угодишь в дурдом.
Значит, решено. Кирилл закрыл заметку и убрал телефон.
***
«Увольнительная» состоялась на следующий день. На удивление,
происшествие со Стравинским никак на нее не повлияло. Впрочем, что
тут удивительного? Свидетелей у этой истории не было, кроме двоих
приятелей Стравинского, и вряд ли кто-то из них побежал бы
жаловаться в учебную часть.