Я ухожу с моста и снова иду, куда глаза глядят. Кажется, начинается дождь. Через пять минут он перерастает в ливень. Холодные капли хлестают меня, но я даже не чувствую этого. На моем лице дождь смешивается со слезами, наверняка вся тушь уже стекла по щекам. Я иду по Times Square, дождь усиливается, люди торопятся спрятаться под каким-нибудь навесом. У меня нет зонта и я не ищу укрытия. Я промокла до нитки, кроссовки уже наполнились водой. Но мне все равно, я не замечаю этого.
Ноги выводят меня к небоскребу Empire State Building. Покупаю билет и поднимаюсь на смотровую площадку. Из-за дождя людей на ней сейчас нет. Ливень идёт стеной, я подхожу к решетке и смотрю через нее на серый мрачный Нью-Йорк. Слезы все еще катятся по моему лицу, но уже не различишь, где они, а где дождь.
Я прислоняюсь лбом к решетке и беспомощно опускаю веки. Боль такая, будто в сердце вонзают кинжалы. Хочется упасть на землю и свернуться калачиком. А еще лучше прыгнуть с этого небоскреба. Как жаль, что смотровая на нем вся в решетках.
Чувство предательства Максима снова разливается ядом по венам. Перед глазами мелькают картины: наш выпускной, наша первая ночь вместе, наша поездка на Волгу, визит в лагерь, купание у пирса, день рождения его друга. А потом Максим в честь меня делает на сердце татуировку.
Неужели это все было ложью? Неужели он притворялся? Неужели он не любил меня так, как любила его я?
В памяти всплывают слова Максима на утро после того, как я уснула в гамаке в саду после разговора с отцом.
«Я люблю тебя, Кристина. Знай это, что бы ни случилось».
Беспомощно несколько раз бьюсь головой о решетку. Какая ложь, какое предательство... За что же он так со мной? За то, что была с ним жестока в самом начале, когда он приехал? За то, что не хотела, чтобы он общался с моими друзьями и вливался в мою компанию?
Рука тянется к телефону в сумке. Достаю аппарат и включаю его. Тут же приходят оповещения о пропущенных от Майкла, следом падают десятки сообщений от него с вопросами, где я. Захожу в телефонную книгу и звоню Илье. После пятого гудка в трубке слышится сонный голос.
— Кристина, блин, у меня три ночи.
— Илья... — Реву ему в трубку.
— Кристина, ты плачешь? Что случилось? — Его голос тут же стал бодрым.
— Илья... — И снова рыдаю. Я сейчас не в силах выдавить из себя ничего больше его имени.