Заохав, она умчалась, а я решила осмотреться. Как
же красиво! На лугу, украшенном солнцем будто золотой невесомой
пелеринкой, вверх тянутся высокие сочные «свечки» с розовыми
соцветиями иван-чая. Внизу шевелят личиками вечно улыбчивые
ромашки.
Морем белеет кудрявая кашка, покачивается в такт
ветру колокольчик – кажется, что даже слышно тихое дзинь-дзинь.
Вдали раскрылся похожий на подол пышного платья красный мак. А над
всем этим великолепием порхают разноцветным подмаргиванием бабочки
и деловито жужжат насекомые.
Шалун-ветерок пощекотал мою щеку и улетел играть в
догонялки со стрекозами. С дерева, до которого я дошла, зловеще
каркнул ворон, скосив на меня темно-синий глаз и заставив кожу
покрыться царапучими крупинками озноба.
— Кыш! – Махнула рукой, и птица взмыла вверх,
ослепив отсветами солнца на перьях такой черноты, что они отливали
густой синевой.
Синей была и поверхность озера, вольготно
раскинувшегося во все стороны до самого горизонта. Вблизи, у
берега, на воде покачивались сочно-зеленые пластинки кувшинок. Но
дальше все перекрывалось золотой рябью, которая накрывала водоем
нестерпимым сиянием. Мой взгляд пробежался по ней.
Красота! Золото пополам с густой синевой, по
которой плывет, гордо изогнув длинную шею, лебедь. Следом торопится
изо всех сил, едва поспевая за мамкой, выводок малышей. Голый по
пояс мужчина стоит в воде, а рядом заросли кувшинок лениво
колышутся ковром на волнах.
Стоп! Мужчина?!
Я приставила ладонь козырьком ко лбу. Показалось,
наверное. Но нет, вот же он! Обнаженный торс сияет на солнце едва
ли не ярче, чем само озеро!
Моргнула, и он пропал. Значит, привиделось?
Наслушалась Дженни с ее кинжалами и жезлами всевластия! Я
рассмеялась облегченно и тут же ахнула – потому что мужчина
вынырнул в метре от берега!
С кончиков мокрых черных волос, откинутых со лба,
стекали крупные капли воды. Падая на мощные плечи, они скатывались
по груди прямо к впалому животу с беззащитной ямкой пупка.
Золотистая кожа искрилась под заигрывающей лаской озорных струек, и
я загляделась на эту красоту, позабыв обо всем на свете.
— Нравлюсь? – глубокий голос хрипотцой низких ноток
пробежался по моему позвоночнику.
Потерявшая всякую совесть стыдливость очнулась и
мигом окрасила щеки в цвет маковых лепестков.