Попутно пытался оценить температуру вокруг себя.
Если верить моим ощущениям – около нуля по Цельсию. Может
чуть-чуть ниже. Вряд ли выше. В воде был лед, это я отчетливо
помню. Довольно толстые куски и пластины. Но была и вода. Причем
пресная – ее немало попало мне в рот. Затхлая, но пресная. Даже
думать не хочется сколько всякой гадости я проглотил вместе с
водой.
Ноль по Цельсию. А я мокрой легкой одежде. С пустым желудком.
Просто отлично. Еще не хватало таблички над головой – «Желаю
умереть от пневмонии в расцвете лет!».
Выжав рубашку, остался в джинсах и трусах. Их пока снимать не
стал. Неизвестно как обернется ситуация. Если сейчас сюда ворвутся
журналисты с камерами или кто похуже, не хотелось бы предстать
перед ними в чем мать родила.
С одеждой закончено.
Пора добавить чуть тепла. А значит снова придется в темноте
лезть в ледяную воду. Бедные мои ноги. Спускаясь с возвышения
ненадолго заколебался – не дай боже напорюсь босой пяткой на
иззубренный кусок стекла. Мне только борьбы с обильным
кровотечением не хватало в спартанских условиях. Плюс кровопотеря
вызовет еще более скорое замерзание. Но страхи не могли решить моих
проблем. Я опустил ступни в ледяную воду. Обожгло как кипятком. Я
невольно застонал сквозь стиснутые зубы и заторопился вперед,
выставив перед собой руки и шагая по памяти.
Раз шаг. Два. Три. Еще один маленький… рука натыкается на рычаг.
Я тяну его вниз.
Щелчок.
Я спешу обратно, не дожидаясь пока посветлеет.
И тут же получил сокрушительный удар по мизинцу правой ноги.
Вскрикнув, запрыгал на месте, поджав ушибленную ногу. В багровом
свете вижу лежащую на полу гирю, о которую и ушибся. Солидная такая
гиря. Не меньше пуда. Оценив ее местонахождение, решил убрать ее с
пути между возвышением и рычагом. Схватив за ручку, тащу с собой и
ставлю чуть в стороне. Взбираюсь на возвышение и выпрямляюсь во
весь рост, держа над головой расправленную рубашку, подставляя ее
под гудящие потоки теплого воздуха. Хорошо выжатая рубашка
выгибается парусом то в одну, то в другую сторону, трепещет на
встречных ветрах. Когда ее выгибает особенно сильно, часть воздуха
отклоняется вниз, накрывая меня блаженным теплом.
Я безмолвно шевелю губами, высчитывая секунды, а затем и
минуты.
Примерно через три минуты освещение потухло, потоки горячего
воздуха иссякли.