Но забрать рюкзаки я не успел. В дверь без стука поочерёдно
зашли бойцы, которые ежедневно зачищали наш ресурсный осколок. Они
проходили мимо меня — укутанные в системную броню люди. Каждый
держался так, будто ожидает нападения в любой момент и с любой
стороны. Что примечательно, зашли четверо: поздоровались с
Иванычем, кивнули мне и как-то привычно и буднично рассредоточились
по всей площади помещения, болтая с бригадиром. Пятый остался на
улице — курил и осматривал территорию, заткнув большой палец правой
руки за ремень рядом с ножнами меча. Ещё один из четвёрки, быстро
пожав Иванычу руку, ушёл курить уже через дверь, идущую к осколку.
Итого трое контролируют помещение, два — территорию снаружи.
Атакуй их сейчас кто — заметят и отразят атаку. Настоящие
специалисты, без шуток. Замечал ли кто-то из сборщиков, как именно
они смотрят, как действуют? Эта пятёрка — образец слаженности, они
даже поворачиваются спинами только к своим. И всё это
непринуждённо, естественно, без малейшего напряжения. Ребята не
прилагали никаких сил, чтобы контролировать территорию — они делали
это на автомате. Квадратный бритый бугай, командир пятёрки, шутил о
чём-то с Иванычем, остальные добавляли шуток, рассказали пару
слухов, в том числе о F— ранговых пробужденных, которых вчера
скопом дернули на миссию, и рассматривали территорию за окнами,
умудряясь одновременно с этим контролировать нас обоих. Как только
Иваныч подписал какие-то бумаги, бойцы свернули разговоры и
исчезли.
Боевая пятёрка — великая вещь. А еще, как я понял, кинув на них
оценку, у обычных бойцов ранг D, у командира — С. Больше ничего не
узнал.
Если я захочу в будущем зачищать осколки, мне придётся довести
контроль местности до автоматизма. Нужно будет достичь уровня этих
бойцов и преодолеть его, потому что их пятеро, а я хочу действовать
в одиночку и лучше.
— Долго мне ждать руду? — прогундел Иваныч. — Рабочий день не
резиновый.
Я вздохнул, давя неуместное желание высказать мужику, какой он
хреновый бригадир, взял сумки и телепортировался в убежище. Там
аккуратно наполнил свой и чужие рюкзаки, хотя подмывало назло
вредному усачу кидать добытое как попало, и перенес все в сторожку.
Иваныч взвесил добычу, я получил шестнадцать тысяч.
Деньги меня порадовали, но напрягло ощущение холодка в груди.
Оно стало более отчетливым, оповещая, что больше я способностью
сегодня воспользоваться не смогу.